Элизабет понимала, что «доска желаний» должна вдохновлять, но это выглядело скорее как памятник страданиям. Она представила, сколько часов Брэнди провела здесь, мечтая о куда более счастливом и прочном браке, чем тот, который у нее был на самом деле. Эта доска наглядно отражала состояние травмированной психики Брэнди: того, как она была раздавлена изменой мужа, как в отчаянном поиске ответов, судя по всему, нашла в интернете какую-то псевдонаучную теорию, какую-то философию, согласно которой, контролируя свои мысли, можно контролировать свою жизнь, и ей показалась невероятно привлекательной идея, что она может сама решать, случится ли с ней снова что-нибудь плохое или нет.

Элизабет прошла к другой стене, где в центре большого белого листа была приклеена фотография дома Брэнди, ее прекрасного шато в Парк-Шоре, а от него большим ореолом расходились несколько десятков, если не сотня коротких аффирмаций:

Я буду СЧАСТЛИВА в этом доме. Это дом моей МЕЧТЫ. Я буду НАСЛАЖДАТЬСЯ ЖИЗНЬЮ. МНЕ ПОНРАВИТСЯ ЗДЕСЬ ЖИТЬ. Я БУДУ ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ СЧАСТЛИВА!!

Я буду СЧАСТЛИВА в этом доме.

Это дом моей МЕЧТЫ.

Я буду НАСЛАЖДАТЬСЯ ЖИЗНЬЮ.

МНЕ ПОНРАВИТСЯ ЗДЕСЬ ЖИТЬ.

Я БУДУ ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ СЧАСТЛИВА!!

И чем дальше Элизабет читала, тем хуже – даже отвратительнее – себя чувствовала, как будто наткнулась на дневник подруги, как будто предательски вторглась в чужое личное пространство. Она вышла из комнаты тишины и беззвучно прикрыла за собой дверь.

Вернувшись к гостям, Элизабет наврала, что у нее дома чрезвычайная ситуация – Джек чем-то отравился, сказала она, – и они пожелали ей всего хорошего, пригласили приходить в любое время и заверили, что ее муж очень скоро почувствует себя лучше, а то и полностью выздоровеет еще до того, как она вернется домой, потому что, конечно, все они сейчас думают о нем, помогают ему, настроены позитивно по отношению к нему и посылают ему свои самые положительные и целительные вибрации.

Предыстории

Предыстории

ДЖЕК ВСЕГДА ЗНАЛ, что сезон пала травы близко, когда чувствовал перемену ветра. В декабре, январе, феврале ветер дул в основном с севера, принося в Канзас уже утратившие свою свирепость холода, терзавшие обе Дакоты. Но в какой-то момент в середине марта он менялся на южный и тогда уже по-другому ощущался, по-другому пах и проносился над холмами резкими порывами. Это был ветер, который в засушливые годы налетал с такой силой, что казалось, будто он приносит с собой весь Пыльный котел, ветер сухой и горячий, который дул из Техаса и Оклахомы и расцвечивал небо в бледный красноватый оттенок южной глины. Весна 1984 года была как раз такой – засушливой, с ежедневными штормовыми предупреждениями, когда фуры на Канзасской автомагистрали опрокидывались, потому что широкие борта их прицепов ловили ветер, как паруса во время бури.