Но потом он спросил ее о Джеке, что было куда более безопасной темой и служило подтверждением ее верности другому человеку, и ее напряжение немного ослабло.

(Она не знала, что Кейт и Кайл часто спрашивали об этом своих новых знакомых, потому что обнаружили, что ванилькам проще расслабиться, когда они рассказывают о своих отношениях. Это была стратегия, основанная на опыте, и она облегчала прелюдию. Так что Кейт в этот момент задавала Джеку тот же самый вопрос про Элизабет.)

– Ну, когда мы впервые встретились, – сказала Элизабет, – мы учились в колледже и жили в Уикер-парке, в окружении художников и музыкантов, людей, которые культивировали нарочитую эксцентричность. Каждый из них всем своим видом умолял: ну посмотрите же на меня! Но Джек был не такой. Он не нуждался в чужом внимании. Он был тихий, очень романтичный, даже в некотором роде рыцарственный. К тому же он ведь был художник, весь в татуировках, с длинной взъерошенной челкой, что, естественно, меня и привлекло.

– Почему? – спросил Кайл.

– Почему мне показался привлекательным художник с татуировками?

– Да, почему именно эта деталь?

– Не знаю. Просто для меня это было привлекательно.

– Но почему?

– Наверное, если подумать, я бы сказала, что это потому, что он сильно отличался от всех, кого я знала, от тех людей, в чьем обществе я росла. Это было что-то новое.

– В каком смысле?

– Я выросла в очень строгой обстановке. Все вокруг были идеальны.

– Понимаю.

– В моей семье, например, ты не мог облажаться. Не имел права.

– Ага.

– Стоило где-то накосячить – и как будто на тебя весь мир обрушивался. Игра шла по-крупному.

Кайл кивнул.

– Наверняка это было тяжело.

– Так и было, – сказала Элизабет, – но потом появился Джек, с татуировками, с растрепанными волосами, всегда в одной и той же одежде. Ему было плевать, хорош он или нет. Он выглядел так, что хуже просто некуда, и наслаждался этим.

– Теперь я понимаю, чем это было привлекательно, – сказал Кайл.

– Да.