Светлый фон
видел

И наконец отфренживает отца.

<7>

<7>

Чат-бот

Чат-бот

Но есть еще столько всего, о чем можно рассказать, столько всего, о чем его отец не знает. В последние несколько месяцев, заходя в «Фейсбук», Джек всякий раз гадал, как достучаться до отца, как вызволить его из этого горячечного бреда. Джек сожалеет, что так долго его игнорировал, и теперь чувствует ответственность за то, в какую мрачную дыру тот провалился. Если бы только Джек вел себя милосерднее, снисходительнее, не поддавался мелочной мстительности… Он хочет убедить отца, что жизнь в «Фейсбуке» – это не жизнь, что существует странный и удивительный мир, недоступный алгоритмам. Джек хочет рассказать ему о том времени, когда трехлетний Тоби перед сном постоянно требовал, чтобы родители танцевали с ним вокруг кухонного стола, делая один круг за другим, и слушали на повторе идиотскую рок-композицию из девяностых под названием «Персики» – песню той самой группы из Сиэтла, недолгий период популярности которой пришелся примерно на 1996 год[25], и черт его знает, где Тоби ее услышал, но она ему так нравилась, и он безудержно хихикал над текстом.

это не жизнь так нравилась В деревню перееду Буду персики там есть я В деревню перееду Буду персики там есть я

И они подпевали, все трое, и смешно дрыгались до самого припева, когда гитарист внезапно выдавал роскошный пауэр-аккорд, и тут Тоби переставал танцевать и начинал яростно играть на воображаемой гитаре: описывал одной рукой широкий круг над головой, потом опускал руку на невидимые струны, тряс головой и вдохновенно закрывал глаза, как это делали ведущие гитаристы в Уикер-парке, когда Джек фотографировал их много лет назад. Откуда Тоби вообще знал, как это делается, оставалось загадкой, и Джек с Элизабет каждый вечер чуть не умирали со смеху, глядя, как он зажигает под песню о персиках и отплясывает в своей фиолетовой пижаме.

Джек хочет рассказать эту историю отцу. Но каждый раз, когда он начинает писать, ему кажется, что это неправильно. Что публикация этой истории в «Фейсбуке» что-то в ней изменит. Внезапно ему кажется, что он эгоистически – пусть и сам того не сознавая – использует эту историю, чтобы похвастаться, что, возможно, настоящая причина, по которой он хочет ее запостить, – это показать свою счастливую жизнь, или щегольнуть своими родительскими талантами, или выпросить похвалу и внимание. Это дурацкое, драгоценное и очень личное семейное воспоминание становится чем-то совершенно иным, когда проходит сквозь призму «Фейсбука» – оно приобретает уродливую двусмысленность. Оно становится инструментом. Тоби становится реквизитом. Все превращается в рекламу. Такова неумолимая математика «Фейсбука»: все, что попадает в «Фейсбук», уподобляется «Фейсбуку».