– Потому что при этом не переставала любить Феликса, – простодушно отвечает Вин. – В нашем обществе не принято, чтобы женщина пыталась найти себя, даже во время кризиса среднего возраста.
Я обдумываю слова Вин. И действительно, сколько мужчин пускаются в погоню за призрачным счастьем. Каждый день мужья оставляют своих жен и детей, и это никого не шокирует. Словно Y-хромосома обязывает мужчин заниматься переосмыслением своей жизни.
Тем временем Феликс возвращается с пахтой, и очень скоро дом наполняется запахом выпечки. Феликс приносит нам тарелку еще горячего печенья и мед. Вин съедает два печенья, а когда Феликс отправляется мыть посуду, подхватывает повисшую нить разговора:
– Знаешь, это нормально.
– Ты о чем?
– Признаться, что ты о нем думаешь. Где бы ты могла сейчас находиться. И с кем.
Наши глаза встречаются.
– Часть жизни, – заканчиваю я за Вин.
Вин барабанит пальцем по холсту:
– Акриловые краски сохнут быстро. – Она поворачивает картину лицевой стороной ко мне.
Портрет смерти – это тени. Полуночный синий, и сумрачный фиолетовый, и неистовый черный, но если хорошенько приглядеться, то можно увидеть два неясных профиля: разделенные одним вздохом, они не в силах завершить поцелуй перед лицом вечности.
– А теперь мы снимем холст с подрамника, – объявляет Вин.
Она открывает ящик для инструментов, достает антистеплер и начинает убирать скобы для крепления холста. Край холста завернулся, словно ресницы на веке.
– Ты испортишь картину!
– Какую картину? – Вин абсолютно невозмутима. Картина превратилась в красочную спираль, цветной свиток. – Я вижу лишь почтовую бумагу для письма, которое должна написать.