– Зази ненавидела каирское общество, – возразил Рикардо.

– Ненавидела, – согласился Абдулла.

– Но она поехала со мной.

Абдулла уже качал головой.

– Мой приезд только ухудшит ситуацию. Ты это знаешь.

– Но…

– Я знаю свою сестру, и она бы хотела, чтобы ты пошел.

Рикардо застонал.

– Мы можем скрыть…

– Опытного археолога этим не проведешь. – Нахмурившись, Абдулла подался вперед. – Подумай, чего бы хотела Зази, Рикардо.

Мой дядя возмущенно уставился на своего шурина. Но постепенно смягчился под натиском спокойной твердости Абдуллы.

– Хорошо, я пойду. На следующий день после Рождества.

Я совсем забыла о том, что приближалось Рождество. Мы никогда не праздновали его всей семьей. Родители каждый год уезжали в Египет, и поэтому мы обменивались подарками после их возвращения. Больше мы с отцом не обменяемся подарками. Жаль, что я не знала об этом в прошлом году. Я тогда была замкнутой и угрюмой, злилась, что мне устраивали утешительный праздник зимой, в то время как все остальные в Буэнос-Айресе праздновали Рождество летом, как полагается: в декабре[53].

В тот последний раз Papá предложил сыграть в шахматы, но я отказалась.

Я собрала свои принадлежности и встала, собираясь наконец вернуться к работе. Уит продолжал беседовать с хорошенькими туристками, и я изо всех сил старалась не смотреть на него.

– Инес, – сказал Tío Рикардо, когда я проходила мимо. Я остановилась и приподняла бровь. Мой дядя уставился на свою кружку, крепко сжав пальцами ручку. – Завтра с первыми лучами солнца мы вскроем печать.