Невыносимый! Жуткий Голицын! У меня было помутнение рассудка, когда я решила, что он может мне…

– Ну куда припустила, Ань! – догнав меня, с наигранным возмущением заявляет Ник. Делает выпад и, смахнув со лба мокрую челку, открывает передо мной дверь такси, пока я, не отрываясь, наблюдаю за стекающей по его носу каплей. – Леди…

Мотаю головой, чтобы прийти в себя и перестать пялиться, а то Голицын уже давит привычную ухмылочку, так быстро перевоплотившись из забитого щенка в королевского корги, чтоб его! Ныряю в салон, быстро здороваюсь с водителем. Игнорирую мысль о том, что чертов сексперт вкусно пахнет, а мое сердце колотится навылет, так Ник решает довести меня. Он не закрывает дверь и не уходит! Вместо этого приседает, чтобы сжать мою лодыжку, посылая мурашки по всему телу, и… разуть меня?

– Что ты… – бормочу, пока он с самым незаинтересованным видом выливает из моих туфель воду прямо в лужу на асфальте. Продолжая мокнуть. И улыбаться мне.

– Скажи свой адрес, чтобы я поставил точку по маршруту. А то придется ехать ко мне.

Я собираю все силы, чтобы не вздрагивать от прикосновений его пальцев и звучать иронично.

– Собрался пить и плакать?

– Дрочить, Ань, – он снова переигрывает меня. – К чему слезы, когда можно…

Ник делает неприличное движение рукой, по которой я тут же звонко шлепаю. А он, закончив с моей обувью, которую отставляет в сторону, ловко ловит меня за запястье.

– Мне нужен адрес, – шепчет он в опасной близости от моих губ. Мне не показалось – от него и правда вкусно пахнет пряностями, как будто кому-то может «идти» алкоголь.

И я открываю рот, чтобы ответить, а потом представляю это: как уеду, буду пить с Роксаной вино и притворяться, что все нормально, что с Голицыным у меня ничего нет, что он меня не волнует. Как буду спорить насчет зазвездившейся задницы Аполлонова и раскладов Таро, пока она не уснет, а потом… потом я, как всегда, останусь одна. Наедине со своими мыслями, которые сведут меня с ума. И возможно, в тишине спальни во второй раз доведут до греха, о котором только что упоминал Голицын.

– Не хочу домой, – впервые за долгое время говорю с ним честно.

И Ник внезапно даже смотрит на меня по-другому. Чуть склоняет голову набок и щурит глаза. Едва заметно кивает, когда водитель, про которого я напрочь забыла, подает голос:

– На две сотни уже простояли. Доплачивать, Казанова, будешь?

Ник встает и захлопывает дверь, а я заливаюсь краской и отворачиваюсь к окну, избегая взгляда в зеркале заднего вида. Мне страшно осознавать, что я только что сама напросилась к Голицыну при свидетелях и что, возможно, у моего решения будут последствия. Поджимаю пальцы на ногах, чувствуя потоки теплого воздуха, и мысленно благодарю Роксану за то, что записала меня с ней на педикюр, потому что обычно мои ногти не покрыты красивым кричаще-красным лаком, на который облизывался Ник.