Вдобавок, близость Торнтона невыносима… Жар его тела и то, что он ощущается таким огромным и необъятным, возвышающимся надо мной.

Стоять перед ним в такой уязвимости – все равно что смотреть, как поднимается гребень волны перед сокрушительным цунами.

– Давай, убей меня, – шепчу я, и мой голос дрожит между страхом и невольным возбуждением.

Торнтон улыбается, приближая губы к моему уху. Его голос – бархатный яд, проникающий под кожу.

– Ты слишком долго избегала меня по-настоящему, Аврора. Слишком жадно искала укрытие. А теперь… теперь ты моя.

Он отводит пистолет, позволяя мне сделать вдох, а затем снова прижимает металл к коже – теперь к шее, прослеживая линию пульса.

– Если все равно сделаешь это, не томи, – выдыхаю я, запрокидывая голову, подставляя горло в жесте, балансирующим между капитуляцией и вызовом.

– Я не собираюсь убивать тебя, пока не воспользуюсь тобой в последний раз, – его голос опускается до шёпота, пока палец играет со спусковым крючком, то напрягаясь, то расслабляясь.

Что? Черт возьми, что? Он хочет меня? Он просто урод.

Проклятье. Я тоже хочу его. Хочу до одури ощутить внутри.

Я закрываю глаза, отдаваясь этой смертельной игре. Четыре. Пять. Шесть. Каждая секунда – как мгновение перед ядерным взрывом.

– Знаешь, Торнтон, – мой голос неожиданно обретает силу, – самое страшное, что я уже готова была понять тебя. Простить. Я имею в виду… я готова пойти на диалог после того, что ты сделал. Убил мою сестру! В целях защиты. Если ты докажешь это, я готова простить тебя. Я готова понять…

Что-то меняется в его глазах. Хищник на мгновение становится уязвимым. Но затем его лицо искажается, маска спадает, обнажая чистое, первобытное безумие.

– Не может быть никакого диалога, кроме твоего полного признания гребанной реальности. Но ты сама хочешь играть в эту игру, принцесса.

– Я не хочу!

– Тогда очнись! – внезапно кричит он, ударяя рукоятью пистолета по моему виску. Его лицо искажается гримасой гнева, он орет мне прямо в лицо. – Очнись! – снова и снова, его голос срывается на хрип, а удары становятся всё более отчаянными. – ОЧНИСЬ!

– Ты больной ублюдок! Я не могу очнуться! Не могу! Ты просто психически нездоров! Это тебе надо в больницу! Псих! – кричу ему в лицо в ответ я.

– Заткни рот, – строго огрызается Кэллум, и меня это немного отрезвляет. – Хорошо, ты не хочешь по-хорошему. Будет по-плохому. Может, взбучка иного рода подействует на тебя лучше.

– Отпусти меня, псих! Или стреляй уже, я заждалась. Вперед, убей меня! – кричу я, вспоминая, как точно так же я кричала в его маску на первом испытании, но только слова «поцелуй меня».