– На тебя смотрю. Скажи, – почему-то становится важным узнать, – как чувствуешь себя в бегах? Страшно тебе жить?

– Не твое дело, как моя жизнь прошла, ты не бог, чтобы судить. А он меня уже наказал, ему оттуда, – отец указывает пальцем в небо, – виднее будет.

– Как он тебя наказал? Домиком недалеко от озера?

– Раком пищевода.

Это бьет сильнее, чем молния. Вот почему он такой худой.

– Я уже почти не могу есть – только пью. Ибо кого любит Господь, того наказывает, и благоволит к тому, как отец к сыну своему.

Гэри смотрит ему в глаза и понимает, что тот не врет. И пусть эта цитата из Библии поднимает самые страшные воспоминания, это ничего не меняет. Отец умирает страшнее и болезненнее, чем во всех пытках, что можно придумать.

– Сколько тебе осталось?

– Господь не говорит таких вещей. Пока не прибрал к себе, значит, время не пришло. Хотя ты вот приехал… может, он послал? Давай уже, хватит яйца мять. Или передумал? Ты всегда был нюней.

И ради этого нужно было ехать сюда? Чтобы найти не отца, а жалкого старика, который вот-вот умрет и без его пули. Столько лет поисков, столько усилий ради этого? Гэри заносит руку с пистолетом, до сих пор не веря, что судьба продолжает играть с ним шутки.

Вот она, мечта – на расстоянии спускового крючка. Не будет драки, борьбы, отец не будет торговаться за свою жизнь. Бери да стреляй, обгоняй его бога, сделай то, что обещал. А удовольствия нет.

На плечо ложится рука Пайпер. Гэри вздрагивает, поворачивает голову – она смотрит на отца пристально, презрительно. Даже не было слышно, как подошла… Почему она здесь?

– Зачем? – с отвращением спрашивает она и переводит взгляд на Гэри. – Зачем тебе об это руки марать? Только удовольствие доставишь. Сам сдохнет.

Пайпер права, и благодаря ее словам у него перед глазами проясняется, ярость, кипевшая секунду назад, остывает. Отец не просто так хамит под дулом пистолета – он сам хочет умереть. Ему больно. Ему страшно. А повеситься духа не хватит.

Нет, эту услугу он ему точно не окажет.

Гэри кивает и опускает руку. Обнимает Пайпер, прижимает к себе. Тепло ее тела словно проникает внутрь и уничтожает яд, который разливается от слов отца.

– Иди на хуй. – Гэри поднимает голову и смотрит ему в глаза. – Жди своего бога и гори в аду.

Он отшвыривает пистолет подальше и ведет Пайпер обратно. В голове становится совсем пусто – и это лучшее чувство на свете. Оба молчат, и только у самой машины Гэри прижимает ее к дверце и целует.

– Я люблю тебя, – шепчет он ей в губы, – ты – лучшее, что со мной происходило.

Она отчаянно отвечает на поцелуй, и в ее движениях Гэри чувствует столько тепла и ласки, сколько не может поместиться в такой маленькой девчонке.