Черт, почему боль возвращается с такой силой, словно не прошло и дня? Он столько учился жить без Тыковки, но вот первая же встреча с прошлым, и весь прогресс обнуляется в считаные минуты.

– У вас классный офис. – Ее голос становится мягче, и родные нотки манчестерского акцента укутывают душу в одеяло. – Прости, я в стрессе, наговорила хуйни.

– Да я тоже, – поджимает губы Леон. – Хорошо, что у нас есть Кейт.

– Хорошо, что она была у Томми.

Хочется закрыть глаза и только слушать ее: наверное, это будет не так больно. Голос Джун стал взрослым, совсем непохожим на тот тонкий девчоночий, который он мог бы вспомнить, если бы вообще думал об этом хоть раз. И сама она смотрит в сторону.

Черт, он же был уверен, что смог пережить смерть Тыковки. Почему тогда невозможно видеть его женскую копию? У нее даже гримасы те же. Они не всегда были так похожи, точно не в подростковом возрасте.

– Как ты вообще? – спрашивает Леон.

– Кому расскажи – не поверят, что я в Нью-Йорке. Дома все… как обычно. В Манчестере за последние десять лет ничего не изменилось.

– Про Манчестер я в курсе, – отмахивается он. – А ты как?

– Нормально, насколько это возможно. У меня… двое детей, – переводит взгляд на Леона она. – И муж тоже. Я теперь Джунипер Финдлей.

– Ты вышла за Ала Финдлея? Серьезно?

– Ты его помнишь?

– Такое не забывают, – усмехается Леон. – Главный конееб Манчестера.

– Завали, сам же знаешь, что это пиздеж.

– Знаю. Но такая репутация никогда не уходит.

Они оба замолкают, глядя друг на друга. Постепенно напряжение спадает настолько, что Джун даже выдает ту самую улыбку, которую он запомнил.

– Зачем ты приехала?

– Перед смертью Том позвонил маме, рассказал о болезни… Он попросил передать, чтобы я проверилась.

– Только не говори…

– Первая стадия, – кивает Джун, – поймали очень рано. Но когда я позвонила, чтобы поблагодарить Тома, узнала, что его уже нет.