– Может быть, нет, – согласилась она. – Но для меня это очень много значит. Для нас.

Я опять кивнула, отводя глаза. Тогда она обняла меня и пожелала счастливого пути и веселого Рождества. Подарками мы обменялись вчера. Кроме того, я передала подарки для мистера Неза и Джеки.

Тем вечером я ехала домой медленно и, поднявшись в квартиру, принялась складывать одежду, чтобы не оставлять бардак, от которого Роудса-чистюлю наверняка хватил бы удар. Тут снизу послышался стук, дверь со скрипом отворилась, и послышался его голос:

– Ангел?

– Привет, Роудс! – улыбнулась я.

Я слышала звук его шагов по лестнице и продолжала улыбаться. Вот он, преодолев верхнюю ступеньку, остановился на площадке – и я расплылась в улыбке.

Уголки его губ дрогнули. Он был в форме, но, похоже, сначала зашел в дом, потому что вместо зимней рабочей куртки на нем была темно-синяя парка с флисовым капюшоном. Было довольно прохладно.

– Что, одежда в чемодан не влезла, поэтому ты ее складываешь?

Ответом ему был мой выразительный взгляд.

– А я думала, что любовь Эймоса к сарказму – от мамы… Но теперь вижу от кого. Вообще-то я складываю ее, чтобы у тебя не случился сердечный приступ, если заглянешь сюда в мое отсутствие.

Он остановился возле стола, положил холодную руку мне на макушку и взглянул на аккуратные кучки: в одной стопке – трусы, в другой – бюстгальтеры и в сторонке – носки-разнопарки.

Я подняла голову и была удостоена улыбки. В последнее время он на них не скупился: раздавал направо и налево.

– Что? – спросила я.

– Ты что-то с чем-то, дружочек!

Я отложила футболку, которую складывала, и прищурилась:

– Можно вопрос?

– А сама как считаешь?

Я застонала:

– Почему ты называешь меня дружочком? Эйма ты так не называешь, да и других тоже.

Брови у него приподнялись, а рот вытянулся и стал похож на месяц.