– Куда?

– Хрен его знает. Он на какое-то время пропал, строил свою империю. Пытался добиться успеха в преступном мире. У него было полно дерьмовых друзей, которые поддерживали его, работали с ним, но этого оказалось недостаточно. Не хватало у него крутости, чтобы успеха добиться. Он был гребаным неудачником, так что провалился в этом деле точно так же, как не смог стать достойным отцом и мужем. И он приполз обратно, поджав хвост, когда нам с Виком было по пятнадцать. После этого все стало еще хуже.

Это было давно, но я до сих пор помню тот день, когда он вернулся. Помню выражение его лица. Он казался старше, чем был, когда уходил, как будто неудача прибавила ему лет. У него появились шрамы в новых местах и затравленный взгляд. Его все чертовски бесило.

Мы слишком громко ходили. Слишком громко дышали. Были недостаточно хороши.

Хотя мы и раньше такими были.

– Он обвинял нас во всем, – огрызаюсь я. – Если бы мы больше поддерживали его, если бы были лучше, если бы не были такими бесполезными, то у него бы все получилось. Больше всего он винил маму за то, что она «нянчилась с нами». За то, что она мешала ему воспитывать нас так, как он хотел. Так что ей пришлось хуже всех. И она продолжала встать между ним и нами, а это только усугубляло ситуацию. В итоге она получала от него тумаков в два раза больше.

Я сглатываю, шевеля челюстями. Ни одно из этих воспоминаний не стерлось со временем. Каждое из них такое яркое, такое отчетливое, что кажется, будто эти события произошли только вчера.

– Но даже несмотря на все это, на всю ту чушь, которую она выслушивала от мужчины, который вообще-то должен был ее любить, она все равно шла и делала свою работу в больнице. У нее по-прежнему было желание заботиться о людях. Она ни от кого не отвернулась. А потом, в один прекрасный день, мы больше не смогли смотреть, как она страдает.

– И вы…

Уиллоу выглядит так, будто не может заставить себя произнести эти слова, и я поднимаю на нее взгляд. Грудь разрывается от гнева и наполовину скрытого горя.

– Мы завалили его, – говорю я прямо. – Он это заслужил. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что раньше не прикончил этого ублюдка. Мы позаботились о том, чтобы он больше никогда никому не причинил вреда.

Не то чтобы это исправило тот вред, который он уже причинил. Вик все еще не оправился от этого кошмара, а мама…

Я выдыхаю через нос, отводя взгляд от печального лица Уиллоу.

– А потом, после всего этого ада, после того как она пережила отца и все его дерьмо… ее убил Николай. И я ни черта не смог сделать, чтобы защитить ее, потому что меня посадили за убийство папаши. Вся ее доброта, сука, не смогла ее защитить. Когда дошло до дела, доброта оказалась просто слабостью, сделавшей ее уязвимой перед суровостью мира.