– …избавься от них… – одновременно произносят они.

– Вот, хоть что-то помнишь. И, видимо, первое тебе не под силу, – заключает Квентин, обернувшись в мою сторону, и даже через темные стекла очков его взгляд заставляет мои внутренности сжаться.

Нейтан отходит, пытаясь прикрыть меня спиной.

– Нет. Ты… – Я не сразу узнаю его напуганный голос. – Ты не тронешь ее. Ты дал слово!

– Ты же знаешь, я всегда держу слово. Я не собираюсь ей вредить. – Пожимает Квентин сутулыми плечами, хрипло усмехнувшись. – Это сделаешь ты, Натаниэль.

Дивер нервно усмехается.

– Ни за что. Я скорее убью себя.

– Да что ж ты так на тот свет торопишься? По папке соскучился, что ли?

– Ну ты и мразь, Квентин… Не привязывайся к словам, просто дай ей уйти. Мы же договорились!

– Охрене-е-еть, – протягивает Рейвен, надменно вздернув бровь. – Да ты даже о «соколах» так не пекся, как об этой девчонке.

– Ты вообще заткнись!

Повисло тугое молчание, пока напряжение и агрессия накаляют воздух вокруг. Дивер смотрит на Рейвен таким ненавистным взглядом, словно надеется им ее убить. А Квентин, кажется, теряет терпение. Его ноздри учащенно вздуваются, а сухое морщинистое лицо гневно подергивается, и мне хочется протянуть руку, чтобы оттащить Нейтана подальше от него. Он сделает то, что задумал. Уверена.

– Кончай торговаться, сынок. Ты и без того слишком много ресурсов у меня отнял. Ты знаешь, как я ценю свое время, Натаниэль. И ты знаешь, как я расстраиваюсь, когда трачу его напрасно, – цедит он сквозь зубы.

Нейтан потирает ладонями глаза, судорожно вздыхая. Через несколько секунд он, словно решившись, поднимает перед ним руки и, опустив голову, ступает к уже вышедшему из себя Квентину.

– Ладно, все поняли. Ты наказываешь меня. Показательно. Думаю, все усвоили урок: не стоит идти против тебя. – Он кивает в сторону «воронов», стоящих за стариком. – Я накосячил. Ты был прав: я слишком гордый и неблагодарный. Все это дерьмо с «воронами» и «соколами», подстава с Риком, копами, побегом… Ты наказываешь меня. Хорошо, до меня дошло. До всех дошло. Ты победил. Доволен? Я понесу любое наказание, потому что я облажался, не она!

На эту отчаянную речь старик лишь скрипуче рассмеялся, отчего мелкая зябкая дрожь пробежала по всему моему телу.

– Но это и есть твое наказание, сынок. Как я говорил: ты разбил мне сердце. И я хочу, чтобы ты почувствовал, каково это.

За все время их разговора Нейтан впервые поворачивается ко мне лицом. Его лицо побелело и невероятно напряжено, а потускневшие глаза вытаращены в бессильном ужасе. С его лица словно смылись все цвета, кроме красного цвета крови на треснутой губе. Весь его вид передает эту боль мне, разрывая душу. Хотела бы я быть сильнее и не показывать страха. Хотя бы ему. Но слезы уже подступают к глазам, а трясущиеся ладони то и дело потеют, заставляя тереть их о джинсы снова и снова.