Разобравшись с картой, оборачиваюсь на Изабель, чтобы позвать ее уходить, но с досадой замечаю, что она совсем поникла и сидит, опустив голову и зарывшись пальцами в волосы. Вот черт. Она не должна так страдать из-за этого урода.

Я подхожу, и Бель вздрагивает от шороха моих шагов за спиной. Молча опускаюсь рядом. Не знаю, что сказать. Что вообще можно сказать любимой девушке после того, как на ее глазах убил человека? Все и в правду зашло слишком далеко.

Неуверенно касаюсь ее волос, заправляю их ей за ухо и убираю остатки цветка и впутавшихся листьев. Она не отстранятся, но ощутимо напрягается. Весь ее вид выражает опустошенность. Даже веснушки потускнели на щеках, израненных тонкими царапинками. Хочется крепко обнять и забрать себе всю ее боль, но я боюсь прикоснуться увереннее. Вдруг сделаю больнее? Вдруг напугаю сильнее? Вдруг сделаю хуже? Она кажется еще более хрупкой, чем обычно. Фарфоровой куклой, которую легко разбить. Даже посеревшие глаза такие же большие и круглые и неподвижно смотрят вперед, но будто сквозь. Больно видеть Изабель такой. Еще больнее – знать, что виноват во всем я.

Отвожу взгляд, уставившись так же вперед, где туман над рекой почти рассеялся. Несмотря на быстрый поток, она почти не бликует под низко нависшим тучами, из-за которых тускло пробиваются ленивые лучи рассветного солнца. Молчание над нами нависло такой же заряженной напряжением тучей, сделав воздух вокруг невыносимым, удушающим.

– Бель… – осторожно начинаю я, боясь спугнуть. Ее реакцию выдает лишь сбитое тихое дыхание. – Спасибо.

Наконец она вымученно поворачивается ко мне, и ее тяжелый, полный сожаления взгляд бьет больнее любой биты или кастета.

– Не благодари меня за убийство человека, – слышу я ее срывающийся шепот.

– Нет, – сглотнув горечь вины, не оставляю попыток переубедить ее. – Ты его не убивала. Это сделал я.

– Но я – соучастница, – она виновато опускает взгляд.

– Ты спасла мне жизнь. Он бы реально меня убил. – Наклоняюсь и пытаюсь найти ее взгляд. Накрываю ее сжатые кулаки своими. Она не отдергивает их, но молчит, и я продолжаю: – Ты поступила правильно, слышишь?

Она мотает головой, и болезненно прикрывает глаза под хмурыми бровями.

– Убийство не может быть правильным, Нейтан…

Нет. Мне невыносимо знать, что она страдает и ест себя изнутри из-за этого куска дерьма, который собирался ей навредить.

– Послушай меня. То, что ты сделала, – это не убийство, – я приподнимаю ее лицо одной рукой, оставив вторую на ее ладонях. – Это выживание. А выживание – это правильно, Изабель.

Она молчит, но я все еще вижу в ее глазах возражение и продолжаю: