– Ты ни в чем не виновата, Изабель. Ты не убийца. Наоборот, ты спасла меня. И не раз. Я обязан тебе жизнью.
Она поднимает голову и встречает мой взгляд. Шок отступил, и ее глаза прояснились, но она продолжает настаивать, уже увереннее:
– Ответь на вопрос. Про Донни. Расскажи мне, прошу. Твой голос успокаивает.
Тонкие пальцы нервно теребят шнурок моей толстовки, а выжидающий взгляд круглых глаз прожигает во мне дыру, и я сдаюсь.
– У него осталась мать в Хеджесвилле. Кажется, работала на местном заводе, но ее уволили из-за пьянства еще до закрытия.
– Мы отняли у нее сына…
– Она не была матерью года. Заметит его пропажу только когда закончатся бабки на пойло.
– Но на что она будет жить, если Донни теперь… – ее тихий голос срывается.
– За мисс Куэвас не переживай, у нее столько бойфрендов, что она не пропадет. – Успокаивающе глажу светлую макушку и перебираю пальцами спутанные волосы.
– Сколько ему лет? Было…
Не понимаю, зачем это все. Что ей даст информация о Донни? Облегчение? Вряд ли. Новые причины для самобичевания? Возможно. Черт, еще пара ее вопросов, и я сам начну его жалеть. Когда-то я называл его своим другом, братом. Это факт. Он даже помог мне в Хеджесвилле. Правда, сделал это скорее для себя, ведь ему нужны были мои бабки. К тому же слишком много дерьма произошло между нами за все эти годы, слишком многое произошло между «соколами» и «воронами». Он давно мне не друг. Предатель. Я не стану страдать из-за его смерти. Сам виноват.
– Девятнадцать, – наконец отвечаю я и замечаю, что Бель хмурится сильнее и вот-вот снова заплачет.
Ну уж нет. Если она еще хоть одну слезу пустит из-за Донни, я сам отправлюсь за ним в ад, достану оттуда и убью еще раз. Хотела послушать мой голос? Пускай слушает:
– За эти девятнадцать лет он натворил много. До меня часто доходили жалобы наших девчонок, что он их доставал, домогался. Не раз он был в шаге от того, чтобы вылететь из банды, потому что я запрещал такое поведение. Особенно по отношению к своим. За свою жизнь он изувечил и убил немало людей. Когда мне нужно было добыть информацию из первых уст, я отправлял на дело именно Донни. Это единственное, в чем он был хорош. Знаешь почему?
Приподняв ее лицо за подбородок и взглянув в ее глаза, отвечаю:
– Потому что он был самый отбитый. Донни наслаждался пытками. Ему нравилось причинять бессмысленную боль. Он был социопатом, Изабель, и не смей жалеть его. Разве он тебя жалел?
Мои слова достигают цели, и Бель едва заметно качает головой, а руки под моей ладонью медленно расслабляются. Они такие холодные, что я невольно вздрагиваю.