Но чертова реальность ледяными ручищами с размаху бьет по щекам, вырывает призрачную надежду, отрезвляет. Это кошмар. Худший из тех многих кошмаров, что мне пришлось видеть за последние недели. Худший, потому что у него нет конца. Худший, потому что от него не проснуться.
В прошлый раз я торчал здесь, в этой самой комнате, на этом самом стуле, четыре года назад, когда скопытился папаша. Стрелка часов, как и тогда, показывает между римскими «II» и «III» на пожелтевшем циферблате, а навязчивый треск механизма звучит громче, чем мои мысли. Но даже ему не удается заглушить их настолько, чтобы мой мозг перестал терзать сам себя.
Все те часы, что меня везли в Хеджесвилль, я не мог думать ни о чем, кроме Бель. Даже о самом себе не думал: плевать, я в дерьме, и я сам на это подписался. Но каково сейчас
Пока я буду гнить в тюрьме, среди таких же мразей, как сам, соблюдая условия уговора с Квентином. Буду его шестеркой, делать для него грязную работу, налаживать нужные контакты за решеткой. Только так он отстанет от Изабель. Это был единственный вариант. Я не мог не согласиться, просто не мог.
За дверью вдруг слышится мужской голос, переговаривающий с конвоиром в коридоре, и я заставляю себя поднять со сложенных рук отяжелевшую голову и сбросить капюшон толстовки.
Когда входит шериф Осборн, он будто намеренно, с оглушающим скрежетом, медленно отодвигает стул напротив и усаживает свою жирную задницу. В его руках толстая коричневая папка – наверное, с моим делом. Он демонстративно бросает ее на стол и даже не раскрывает. Тупо выпендривается. Ему меня этими бумажками точно не запугать.
– Знаешь, когда много лет назад ты впервые очутился в допросной, Дивер, я прямо по твоей физиономии понял, что ты еще не раз здесь окажешься. У меня на таких, как ты, профессиональное чутье, – надменно произносит шериф, особенно растягивая слово «профессиональное». Уверен, потому что для него слишком сложно произносить слова длиннее, чем «пончик».
Невольно усмехнувшись, я по привычке пытаюсь скрестить руки на груди, но мешают наручники, прикрепленные к столу.
Заметив мою попытку, Осборн нагло хмыкает, и мои кулаки через боль сжимаются от желания заехать ему по морде. Черт, последние часы я только о том и мечтаю, чтобы набить кому-то рожу. Хоть самому себе.
– А совсем недавно… – продолжает он, нагло ухмыляясь, – я прямо здесь допрашивал твою подружку. Сидела тут и убеждала меня, что ничего не знает о нападении на Леннарда…