– Что он с вами сделал? – вдруг спрашивает Миллс.
– Ч-что?.. – недоумеваю я, но все так же прячу мокрое от слез лицо в коленях.
– Дивер. Он навредил вам? Он… – запинается, осторожничая, он, – принуждал вас к чему-то?
– Нет! – я поднимаю голову и возмущенно смотрю на Миллса. – Боже, нет, Нейтан не такой! Я люблю его… – тихо, проглотив рвущийся всхлип, говорю я. – А он – меня…
Через пелену слез и полутьму вижу, как Миллс покачивает головой. А что он ожидал услышать? Что Нейтан издевался надо мной? Что он какой-то психопат, монстр? Такой он в глазах остальных? Черт, ведь когда-то и я его таким считала… Как же я ошибалась.
– Не вздумайте говорить такое Осборну или на суде, мисс Харт. Нам нужно придумать версию, которая защитит вас.
– Не понимаю…
– По всем обвинениям Диверу грозит как минимум пожизненное заключение. Если вы скажете правду, вас могут обвинить в пособничестве или соучастии. Дивер взял с меня слово, что я этого не допущу.
Его слова все сильнее ранят меня, усиливая мои рыдания. Я просто не в силах остановить поток слез и всхлипов, сжимающих горло.
Да что он такое говорит? Пожизненное заключение? Как минимум?!
Боже мой. Нейтан ведь понимал это? Понимал и сдался. Чтобы защитить меня? Но в чем смысл? Он ведь защищал меня, когда был рядом! Мы еще могли убежать, могли что-нибудь придумать! Но он решил иначе. Решил за нас, за меня. В очередной раз.
Дивер ведь и раньше говорил, что мне нужно держаться от него подальше… я не слушалась. Надеялась, что он передумает, что поймет наконец, как нужен мне. Как мы нужны друг другу. Поймет, что только он может меня защитить, потому что без него я уязвима, как оголенный нерв. Почему он этого не видел? Даже после всего, через что мы прошли?
Он так ценил свободу. Мечтал о ней больше всего. И лишил себя этого. Ради меня. Ради моей свободы. Ради того, чтобы я «жила дальше». Только вот Нейтан так и не понял, что мне не нужна свобода, не нужна жизнь, в которой не будет его.
Смотрю на Миллса, не в силах что-либо произнести. Он серьезно думает, что я смогу обвинить Нейтана в чем-то ужасном? От мыслей о том, чтобы оклеветать любимого человека, меня с новой силой душит приближающийся ком.
– Остановите. Мне плохо, прошу, – судорожно шепчу я, дрожащими руками отстегивая ремень безопасности. – Меня сейчас стошнит.
Меня потряхивает на сиденье, когда Миллс резко сбавляет скорость и съезжает на каменистую обочину. Не успевает пикап окончательно остановиться, как я выскакиваю на улицу и падаю на колени. Из меня мучительно выходит содержимое моего желудка. Но и в это время я не могу перестать плакать. Все мое тело, склонившееся над землей, безудержно сотрясается нарастающими рыданиями. Скулю, давлюсь, реву, до боли впиваюсь ногтями в землю. С каждой соленой слезой из меня выходит то, что называют душой. С каждым выдохом, норовящим стать последним, из меня выходит жизнь, которую Нейтан в меня вдохнул. Что я без него? Бессильное тело с червоточиной вместо сердца.