Когда в теле больше не остается ничего, что оно могло бы отвергнуть, меня накрывает абсолютное опустошение. Во всех смыслах. Легкие сдулись, конечности ощущаются ватой, а мысли затухли в разжиженном мозге. Слезы больше не жгут лицо, и лишь пересохшее горло и отвратительный привкус во рту напоминают о случившемся помешательстве. Продолжаю сидеть прямо на земле, не замечая холода и впивающихся камней, и слепо гляжу в темную картину леса за обочиной.

Легкий ветер обдувает стянувшееся от высохших слез лицо, сквозит под курткой и треплет волосы. Лишь сейчас замечаю, что Миллс держал мои волосы все это время. А когда он молча встает, я понимаю, что все это время его рука успокаивающе касалась моей спины. Только это не помогло. Я не успокоилась. Я просто перестала чувствовать. Я даже не ощущаю стыда. Я только что блевала в уродливой и унизительной по всем меркам истерике перед офицером полиции, с которым когда-то по ошибке целовалась, но я не ощущаю ничего. Абсолютно.

Миллс протягивает мне салфетку и без каких-либо слов отходит к пикапу, позволяя мне прийти в себя. Сколько же в этом человеке терпения?

Медленно поднимаюсь на дрожащих ногах. Исцарапанные колени и ладони болят и кое-где сочится кровь, но я спешно вытираю ее о джинсы. Миллс курит, стоя спиной ко мне. Клубы дыма исчезают где-то над дорогой, освещенной фарами пикапа и приближающейся фуры. Сквозь тяжесть я вдыхаю полную грудь воздуха, пропахшего бензином, словно желаю убедиться, что внутри осталась лишь горстка пепла от того, что когда-то было моим сердцем. Я не вижу другого выхода. Гул машины становится отчетливее, и из последних сил я в бездумной решительности иду навстречу ему. Все тело сжалось, и мой слух пронзает оглушительный гудок.

Я делаю последний шаг, но тут меня кто-то хватает и тащит назад. Я ощущаю боль от тяжелого удара о холодный металл и, кажется, слышу собственный крик. Сбито дышу, безуспешно пытаясь вырваться из цепкой хватки. Открываю глаза. Тьма отступает, и я вижу черный взгляд Миллса.

Гудок звучит все дальше, и с горечью осознаю, что офицер прижимает меня спиной к корпусу своего пикапа, до боли сжав руки.

Твою мать. Да что я за ничтожество? Даже покончить с собственными страданиями не могу!

– Какого черта?! Вы что, умереть вздумали?! Совсем спятили, Изабель?! – орет Миллс, тряся меня за плечи.

Холодная дрожь бьет все мое тело, пока офицер удерживает меня от повторной попытки броситься под проезжающую по шоссе машину. Слез уже не осталось, как и сил сопротивляться, и я лишь мотаю головой, словно в бреду.