Надзиратель стал заковывать обе руки парня в наручники, но на секунду остановился, когда Изабель взмолилась:

– Прошу, постойте!

Ее присутствие причиняло все большую боль Нейтану, и от отчаянной злости он зарычал и ударил в голову надзирателя. Изабель испуганно вскрикнула, и в помещение сразу же вбежало еще несколько человек, которые тут же скрутили Дивера. Он не сопротивлялся, пока по его разбитому лбу струилась кровь, а надзиратели грубо выталкивали его из комнаты. Ведь это именно то, чего он добивался.

В тот день светло-серые стены карцера покрыли багровые следы окровавленных кулаков.

Изабель помнила его другим, часто представляла в те одинокие ночи, что провела с незнакомцами. Но прежде, даже в самых странных фантазиях, она не видела его таким. Темные волосы под капюшоном толстовки стали заметно длиннее и беспорядочно спадали на лоб, а лицо обросло бородой.

Она почти ощущала кончиками пальцев прикосновение к ней и тепло скрывшихся под ней острых скул. Образ не сдвинулся, но прикрыл веки, прильнув к ее руке.

– Ты – настоящий?.. – прошептала Изабель, с трудом разомкнув пересохшие губы.

– Бель… – выдохнул родной голос, и ее сердце пронзило очередным разрядом.

Она тут же убрала руку, а в следующее мгновение занесла ее над его лицом. Силуэт зарычал, но даже не дернулся от пощечины.

– Не смей меня так называть, говна кусок, ты потерял это право четыре с половиной года назад! – выкрикнула в сердцах Изабель, зная, что может высказать этому видению всю свою боль, ведь оно исчезнет на рассвете, как бывало и раньше. Но ее ладонь вдруг загорелась от недавнего удара по призраку, а чьи-то ногти впились в ее кожу.

– Прекрати, – прорычало видение и перехватило в темноте ее руку, уже готовую нанести очередной удар. – Я настоящий. Можешь убедиться другим способом.

Грубые руки сжали ее тело, и дыхание двоих смешалось. Изабель замерла, пока такие знакомые губы требовали ее ответа, а ее сердце заколотилось, напоминая, что еще живо. А вместе с ним жива и обида. Жива горечь. Жива растерзавшая душу в клочья боль.