– Почему именно она? Почему Сара? – не выдержал Миллс.
Он по опыту знал: маньяк есть маньяк, его цель – страдания других и удовлетворение своих низменных порывов. Но в случае такой одержимости, как у Чемберса, причина всегда была глубже, чем банальное желание причинить боль и почувствовать власть над жертвой. Было что-то еще…
Нервно дернув рукой, Чемберс уронил стакан с кофе. Жидкость тут же начала заливать документы на столе. Миллс мгновенно спохватился и смел их в сторону. Один лист отлетел за пределы стола, Джаред наклонился, чтобы его поднять.
И замер. Он держал в руках копию старого протокола с фотографией. На ней была изображена женщина, которую Миллс видел прежде. Мать Чемберса. Но сейчас он взглянул на нее по-другому. Худое телосложение, черные волосы, разрез глаз, черты лица… Отдаленно, но что-то было в ней схожее с Сарой. Был тот же типаж.
Вот оно.
У ублюдка был типаж.
– А что насчет Беатрис? – спросил Миллс и подвинул фотографию к Чемберсу. – Ваша мать была достойной женщиной?
Но ответа не последовало. Чемберс напрягся, быстро отвел взгляд. Не мог смотреть в лицо матери на фотографии.
– Она не была хорошей матерью, верно? – продолжал давить Миллс. – Она должна была уделять внимание своему сыну, но ее интересовали бесконечные ухажеры…
– Заткнись, – процедил Чемберс, дернувшись, будто на электрическом стуле.
– Они похожи с Сарой, вам не кажется? – Джаред положил рядом фотографию Сары. – Взгляните, пожалуйста. Сара напоминала вам мать? Она была такой же… испорченной?
– Ты понятия не имеешь, что она…
– Ты был глубоко обижен на мать. Ты не смог исправить ее, поэтому пытался исправить Сару? Сделать из нее «правильную Беатрис»? Сделать так, чтобы в этот раз власть была у тебя? Но даже изнасиловать ее не мог, верно? У тебя всю сознательную жизнь эректильная дисфункция, – Миллс вспомнил о диагнозе. – Ты не мог этого физически, потому что перед глазами так и стояла твоя развратная мать и ее любовники?
– Заткнись!
– Ты убил ее, Леон? Ты убил свою мать и пытался убить Сару?
– Да! Черт возьми! – выпалил подозреваемый и продолжил голосом, полным ненависти: – И я жалею, что не воткнул в ее испорченное тело сотню ножей и что сам не вырезал грязного выродка из ее живота!
Комнату накрыло тишиной. Чемберс едва дышал, весь покрасневший и сжавшийся на стуле.
Миллс понимал, что если останется хоть на мгновение в одном помещении с этим больным монстром, то не сдержится и позволит гневу затмить разум. Тошнота подступала к горлу, а руки начинала бить судорога. Джаред сглотнул раздирающее глотку отвращение и заключил: