Момент был дерьмовым.

Момент был тяжелым.

Но это было вызвано отчаянным порывом защитить Джун, когда она в таком уязвимом состоянии. Защитить ее от меня – от того, что, черт возьми, произошло в ту ночь на выпускном, потому что, как бы мы ни хотели, мы не сможем отмахнуться от чего-то подобного. Не сейчас, когда все еще совсем свежее, незажившее. Тот поцелуй вышел за пределы всего.

Это рычащий зверь, которого невозможно укротить, и все, что я мог сделать, – это бежать.

– Я ведь недалеко, – говорю я ему, почесывая отросшие волосы. – Я буду приходить в гости. Вы в пешей доступности.

Он слабо улыбается:

– Именно так я и говорю Джун.

Я напрягаюсь при звуке ее имени.

Она не очень хорошо восприняла эту новость.

Она сказала, что я бросил ее. Покинул.

И я понимаю ее, правда понимаю, но я не покидал ее: я покинул то, что мое присутствие под этой крышей делало с ней. Джун падала. Цеплялась за меня так крепко, словно думала, что само мое существование может исцелить ее сломленную душу; как будто она сможет зарыться в меня так глубоко, что сможет создать там для себя новый дом. Новую жизнь.

Реальность, в которой ее брат жив.

Но я знал лучше.

Я знаю лучше.

Вздохнув, я тихо спрашиваю:

– Как она?..