Вместо того чтобы продумать четкий план, отрепетировать каждую фразу, а затем сесть за стол с родителями, все закончилось тем, что мой отец застукал нас голыми в постели Бранта.
Я горю от стыда.
И тут от неожиданного стука в окно я резко вскидываю голову.
У меня перехватывает дыхание, когда я встречаюсь глазами с мамой. Она с улыбкой машет мне рукой, но улыбка исчезает в тот момент, когда она замечает муку, проступившую на моем лице.
Она не знает.
Она еще не знает.
У меня дрожит рука, когда я вытаскиваю ключ из замка зажигания и открываю дверь. Я выскальзываю на асфальт в домашних тапочках, но сил оказывается недостаточно, чтобы удержать равновесие. Мои колени, словно ставшие желе, подгибаются, и я с болезненным стоном падаю прямо перед мамой, чувствуя, как мелкие камешки впиваются мне в ладони. Мокрые от слез волосы прилипают к моему лицу, а плечи вздрагивают от горя.
– Джун? Боже милостивый… что случилось, дорогая? – Мама опускается рядом со мной, тут же заключая в объятия. – Что случилось?
Я едва могу говорить, поэтому просто качаю головой, пока она гладит мои волосы.
– Джун, пожалуйста, поговори со мной. С кем-то что-то случилось? Брант? – Мягкие касания мамы превращаются в немного жесткие от страха. Она отступает и обхватывает мое лицо ладонями. – Джун. С Брантом все в порядке?
У меня внутри все сжимается. Я уверена, что сейчас она мысленно возвращается в ту больницу.
Слышит убийственные новости.
Узнает, что она только что потеряла сына.
Сдерживая волну слез, мне только удается пробормотать:
– П-папа видел нас.
– Что? – В ее глубоких синих глазах мелькает недоумение. – Дорогая, ты пугаешь меня.
– Пожалуйста… – Я задыхаюсь, всхлипываю, захлебываясь. – Пожалуйста, не надо его ненавидеть.
Мама хмурится, отступая назад: