– Ты всегда ставил любовь на первое место, Брант, независимо от последствий. Невзирая на то что тебя могут укусить. – Затем ее тон меняется, в нем появляется оттенок печали. – Три дня спустя Кэролайн снова зашла к нам, у нее была истерика. Весь ее живот был в синяках, оттого что Люк пинал ее в порыве гнева. Она умоляла меня не вызывать полицию, боясь того, что он может сделать… но она наконец решилась. Она собиралась уйти от него.

По спине пробегает холодок.

«Завтра наступит июнь. Июнь всегда несет в себе что-то новое».

Слова моей матери эхом раздаются во мне – слова, которые я тогда не понимал.

Слова, которые сейчас открывают двойной смысл.

И меня просто убивает то, что она так и не обрела это новое начало, на которое наконец отважилась. Она так и не смогла уйти.

Он не дал ей уйти.

– Кэролайн сказала мне, что, если с ней что-нибудь случится, она хочет, чтобы мы вырастили тебя, – продолжает Саманта, проводя пальцами по моим волосам. – Она видела, как рос Тео, она видела медвежьи объятия и то, как Эндрю катал его на спине. Видела игру в мяч на заднем дворе, бесконечные барбекю и смех, прогулки на велосипеде и пикники на солнце… и она хотела того же самого для тебя. Хорошего отца, дом, где тебя бы любили. – Она сглатывает. – Я думаю, она знала, Брант… Я действительно думаю, что она знала, что ее время истекает. Материнский инстинкт.

Я вытираю слезы и всхлипываю, уткнувшись в ее кофту.

– Точно так же, как мои собственные инстинкты говорили мне, что моя дочь никогда не станет тебе сестрой.

Я замираю, слегка приподняв голову. Резко вздохнув, я спрашиваю:

– Как ты узнала?

– Мгновения, – тихо говорит она.

– Мгновения?

Саманта кивает, затем отходит, и я поднимаюсь.

– Я сейчас вернусь. – Она засовывает ручку обратно в волосы и спускается в подвал.

Спустя минуту Саманта возвращается, держа в руках несколько коробок.