– Что ты знаешь?

– Что я умираю.

– С кем ты разговариваешь?

– С мамой. – Я оглядываюсь на нее, и она смотрит на меня так, словно ей… любопытно. Ветер дует сквозь пальмы и развевает ее волосы. – Она никогда не покидала меня.

– Я же обещала, что буду рядом, – говорит она. Я улыбаюсь, когда смутная радость от общения с мамой переполняет меня, но мама хмурится. – Жаль, что у тебя осталось мало времени. Мне бы хотелось, чтобы у тебя было то же, что и у меня.

– А что у тебя было? – растерянно спрашиваю я, потому что у меня есть все, что нужно.

Ее губы слегка подергиваются.

– Колледж. О, Ви, тебе бы очень понравился колледж. Я знаю, что твой отец дал тебе свободу, но там у нее совсем другой вкус. Ты смогла бы узнать обо всех этих вещах, которые очаровывают, когда ты пытаешься понять, кто ты есть на самом деле. Сама. А потом – ощущение первого дня на своей первой настоящей работе, на той, для которой была рождена. Я хочу, чтобы ты смеялась. Услышать тот тип смеха, который приходит только с опытом. Тот, который тянется через годы понимания, что жизнь драгоценна и что смех – лучшее лекарство для души.

– Я много смеюсь сейчас.

Мама наклоняет голову, как будто я не понимаю.

– А потом я хочу, чтобы ты любила.

– Я люблю, – шепчу я.

– Я имею в виду не только любовь к семье или другу, а любовь к родственной душе. Ту любовь, что была у нас с твоим отцом.

Есть. Она все еще есть. Их любовь не умерла.

– Я действительно люблю.

– А кого ты любишь? – Сойер снова обращает мое внимание на него, и я провожу пальцами по его сильной челюсти. Я наслаждаюсь тем, как он приближается, как будто мое прикосновение – это вода на высохшей земле.

– Тебя.

– Меня? – Его голубые глаза блестят, но в них отражается боль. Боль, которую я хотела бы забрать с собой.

– Да, тебя.

Он прижимается лбом к моему лбу, а его руки нежно скользят по моей спине.