Мои веки подпрыгивают, когда из глубины дома доносится приглушенный грохот. Что-то упало, а потом будто кто-то испуганно вскрикнул… В глаза бьет яркий свет, и я не сразу понимаю, что это солнце, а ночь давно миновала.
Солнце.
Подскакиваю на ноги и наспех натягиваю спортивные штаны и футболку. Я похож на мальчишку, который всю ночь ждал наступления утра, чтобы первым делом броситься к новогодней ёлке и распаковывать свои подарки. Сбегаю вниз по лестнице и моментально замираю, увидев на полу разломанный напополам деревянный поднос, разбитое белое блюдо и рассыпанное по полу домашнее овсяное печенье.
«Не кексы, — думается мне. — Уже хорошо».
Из комнаты, где все эти дни находилась Адель, доносится чей-то голос.
Мама?
Зоя?
Настя в семь утра?
Или сама Адель?
Мое сердце в груди бьется едва слышно, ноги бесшумно и осторожно ведут к распахнутой двери.
— Ох, милая моя, как же я рада, — щебечет полушепотом мама, сидя у кровати Адель. Зоя сидит у её ног и делает легкий массаж ступней, а отец ставит капельницу. — Ты здесь, Адель. Ты с нами.
— Ника, потише, — предупреждает отец. — Она только начинает приходить в себя.
Тихонько стучу, дав о себе знать. Мама с Зоей тотчас оборачиваются и улыбаются так радостно и счастливо, как никогда раньше.
— Родной, она очнулась! — говорит мама шепотом, хотя заметно, как сильно ей хочется закричать. — Адель очнулась!
С трудом сглатываю и медленно захожу в комнату. Успокаиваю себя, как придурок: на полу в коридоре валялись не кексы из сна, а печенье, а значит и Адель меня не забыла. Не забыла.
— Голова, — произносит она сдавленным голоском и закрывает глаза, — кружится.
— Скоро это пройдет, — говорит отец и садится рядом с ней. — Ты спала девять дней. Ты меня слышишь?
— Да.
— Отлично. Сейчас в твой организм поступает необходимое для его восстановления питание и витамины. — Вздохнув и глянув на маму, отец спрашивает: — Ты знаешь, как тебя зовут?