– Ты не жалок.

Он горько, вымученно улыбнулся.

– Я продолжаю говорить себе это, но не срабатывает.

Я переживала за него, но он это знал. Это было ясно по тому, как чопорно он держался, глядя на меня со смесью осторожности и предостережения. Я прижала руку к прохладной гладкости столешницы.

– Я не хотела идти на свадьбу Мейсона и Делайлы. Думала о том, что все мои друзья и бывшие коллеги посмотрят на меня с жалостью и… – Я вздрогнула. – Гордость – жестокая штука, правда?

Резкое движение подбородка стало единственным подтверждением его согласия. Взгляд Люсьена переместился в сторону, подальше от меня, и я поняла, что он пытается взять себя в руки.

– Но то, что я пошла туда, отмело все «что, если»… Я сделала это. Вот так. Жизнь изменилась, но они не пожалели меня так, как я думала.

Люсьен искоса взглянул на меня из-под густой бахромы своих ресниц.

– Есть одно ключевое отличие, милая.

– Какое?

Я поняла, о чем он, но хотела, чтобы он сам сказал. Ведь я не собиралась быть женщиной, которая все для него облегчает.

– Ты по-прежнему хочешь играть в кино.

– Ты не хочешь…

– Не на благотворительном вечере. Не… – Он сделал вдох, затем быстро выдохнул. – Черт возьми, Эм. Не думаю, что смогу снова выйти на лед, зная, что вернуться в спорт не получится.

Лед. Он любил его всей душой. Я знала это. Достаточно было увидеть, как он играет, чтобы понять. Лед стал частью его самого, а потом его без предупреждения отрезали от этого занятия. Я выдержала его пристальный взгляд, давая понять, что понимаю.

– А если бы я сказала тебе, что не умею кататься на коньках, ты бы научил меня?

Он моргнул, но затем его губы растянулись в искренней удивленной улыбке.

– Что?

– Ты бы научил меня? – повторила я. – Веселья ради? Согласился бы сделать это, если бы я сказала, что представляю собой не что иное, как жалкое подобие фигуриста?

Улыбка стала шире.