– Это выводит меня из себя, – выдавил я.

Большой палец Эммы погладил костяшки моих пальцев.

– Что?

Я оглянулся. Она выдержала мой взгляд своими ясными голубыми глазами – спокойное море в эпицентре моего шторма. Я заставил себя ослабить хватку.

– Паника из-за простого вида катка. Такие места, как это, когда-то были моим домом. Воплощением всего, что казалось правильным в этом мире.

Всего, что я потерял. Я знал это. И она тоже.

– Когда ты впервые встал на коньки?

Ее тихий вопрос поразил меня. Я ожидал, что она попытается утешить меня банальностями. Я повернул голову к дверям, ведущим на лед.

– В семь. Я мечтал летать. – Тоска и горе пронзили меня насквозь. – Это оказалось самым близким вариантом.

Дерьмо. Я не собирался плакать. Ни в коем случае. Я быстро заморгал и перевел дыхание. Просто дыши, Оз.

Эмма прижалась щекой к моему плечу.

– Давай полетаем, Люсьен. Только ты и я.

Полетать. С ней.

Сердце сжалось, я наклонил голову и поцеловал ее в макушку.

– Хорошо, пчелка. Я возьму тебя с собой в полет.

Обычно я зашнуровывал коньки с закрытыми глазами. Но сегодня мои пальцы дрожали и теребили шнурки, когда я думал о том, чтобы выйти туда. Но я мог справиться. Эмма хотела покататься на коньках.

Закончив, я опустился на колени у ее ног, она надевала коньки. В отличие от меня, она попросила пару фигурных коньков.

– Дай-ка я посмотрю, – сказал я, проверяя ее шнуровку, чтобы убедиться, что она достаточно тугая.

Я переделал одну, бросив на Эмму укоризненный взгляд, но смягчив его легкой улыбкой. Потому что она выглядела чертовски хорошенькой в этих своих белых коньках и красной шерстяной шапочке.