– Пытаешься выветрить из мыслей сексуальную блондиночку, – пошло подмигивает он, – с пистолетом в сумочке?

– Иди к черту, – бормочу я, сжимая в кулаке камень.

– Брось! Хватит раскисать тут, как бумага в унитазе. Нравится тебе девчонка, с кем не бывает? Переживешь. Давай найду подругу на вечер? А лучше несколько. Полегчает.

– Воздержусь.

– Мм… – улыбается он до ушей, – влюбился, да? Ты ж мой сладкий страдалец.

– Влюбился? Нет. Это не то слово. – Я нервно протираю глаза кончиками пальцев, – я не влюбился. Все намного хуже! Ева так плотно обосновалась у меня в голове, что уже город там построила. С торговыми центрами, стадионом и церковью, где я ей молюсь!

Я кидаю камень в море, и он со всплеском тонет под водой, из-за чего банда мини-крабов настораживается.

– Оу… гхм, – моргает Кальвадос и чешет свою лысину. – Ну… любой мужик тебя поймет. Она красотка. Обалденная. Только слюни и подбирай.

– Я не любой, – раздражаюсь и отбираю у друга очередного малыша крабов. – Я тот, кто должен был отправить Еву в тюрьму, а теперь… душу готов за нее продать… я… – сжимаю кулак до хруста суставов, – пропал.

Я закрываю лицо ладонью, опираюсь локтем о колено.

– Она красо-о-отка, – ободряюще подталкивает меня в бок Кальвадос, – правда, брат, не надо себя винить. Знаешь, я бы тоже за ночь с ней…

– Я тебе сейчас врежу, – останавливаю его, выглядывая из-под пальцев, – и очень больно. Ты в курсе?

– Пардон. – Кальвадос вскидывает руки, сдаваясь. – Ревнуля ты наша. Я комплимент хотел сделать, че ты как неродной.

– Ты не понимаешь, – я глубоко втягиваю в легкие морской воздух, – насколько все плохо, не понимаешь. Я ведь… готов подделать улики, лишь бы увести от нее след. Я готов засадить другого человека, лишь бы она осталась со мной. В кого я превратился?

Кальвадос присвистывает.

– Да уж, – с кривой ухмылкой качает он головой, а потом выпрямляет свою широкую накачанную спину и серьезным тоном, который ему совсем не свойственен, вещает: – Ладно, теперь слушай. Ты зациклился на чувствах к ней, но забываешь, что дело не только в них. Брат, ты ведь когда-то поспособствовал тому, что насильник Евы ушел от ответственности. Ты всю жизнь считаешь, что это даже не он – а ты сломал ей жизнь. У всех людей есть травмы. Твоя травма воплотилась в живом человеке, судьба которого во многом зависит от тебя и, конечно, ты защищаешь Еву, потому что винишь себя в ее прошлом. Она стала твоей манией. Ты буквально жил ради нее все эти годы, искал доказательства, что она не мертва – и вот, о-ля-ля, она здесь, ты ее нашел, но освобождения не получил, ты слишком привык жить ради нее. – Он вскидывает черные брови, будто удивляется сам себе. – М-да, что-то я расфилософствовался.