Минуту я озадаченно смотрю: то на непривычно молчаливого друга, то на крабов под камнями, то на горизонт, где солнце окончательно выползло из моря, знаменуя начало нового дня.

– И что мне делать? – с надеждой спрашиваю я. – Как поступить?

– Черт его знает… слушай сердце.

– Оно рвется к ней.

– Женщины превращают нас в рабов, ничего не поделаешь.

Мы улыбаемся друг другу, как придурки.

– Но я не знаю, где она. Мы две недели не виделись. Сначала я был на похоронах, успокаивал Эми, потом меня завалили работой…

– Ах да, лисичка наша, как она? – оживляется Кальвадос. – Я пробовал с ней поговорить на похоронах, но она ни слова не сказала в ответ. Шок у девочки.

– У нее никого не осталось. Все родственники мертвы. Лео в СИЗО засунули. Конечно, она чувствует так, будто одна во всем мире.

– Я ей сказал, что у нее есть мы.

– Ага, два левых сумасшедших мужика… ее это, наверное, очень успокоило. Что там, кстати, с Фурсой? Ты что-нибудь накопал?

– Трупа так и нет. Живого тоже никто не видел.

– И сообщил об убийстве аноним. Черт-те что. Лео был неосторожен, потому что боялся за Эми, и ребята отследили, что он ездил в тот день к Фурсе.

– А я всегда говорил, что Фурса – дерьма кусок. На зону бы его. Я лично пожму Лео руку при встрече.

– Хоть убийства Кровавого Фантома с Лео скинули. Уже что-то. Никогда не думал, что буду так голову ломать ради Чацкого, ей-богу.

– У меня кое-что для тебя есть. – Кальвадос достает из кармана конверт. – Какая-то маленькая девочка передала мне на улице.

– И от кого это?

– Не подписан.

Я вмиг распечатываю конверт.

– Шифр, – бормочу я. – От Евы. Я знаю ее почерк.