Или пять дней, чтобы смотреть, как умирает мальчик, которого я девять лет считала сыном.
— Доктор, — позвала я врача, когда он уже собирался уходить. — А если... если я найду его настоящих родителей? Если окажется, что кто-то из них подходит как донор?
— Тогда у него будет шанс, — ответил он. — Небольшой, но шанс.
Шанс. Такое маленькое слово, а в нём — целый мир.
Я вернулась в палату. Алёша спал. Дышал едва заметно, но дышал. Я взяла его маленькую руку в свои ладони. Она была горячая, сухая, как пергамент.
— Я найду их, — прошептала я. — Твоих настоящих родителей. Я найду того, кто сможет тебя спасти. Обещаю.
Он не услышал. Но обещание было дано. Не ему — себе. Я не дам ему умереть. Даже если он не мой сын, я не дам ему умереть. Потому что девять лет он был моим миром. Девять лет я была его мамой. И ничто не может этого изменить. Ни анализы, ни ДНК, ни биология.
Материнство — это не только кровь. Это любовь. Это боль. Это готовность отдать жизнь за того, кого считаешь своим.
И пусть он не мой биологически. Но в моём сердце он навсегда останется сыном.
А моего настоящего сына я найду потом. Когда спасу этого.
Если успею.
Если смогу.
Если не поздно.
Я встала с кресла и направилась к выходу. У меня было пять дней, чтобы свернуть горы. Пять дней, чтобы найти иголку в стоге сена. Пять дней, чтобы доказать, что материнская любовь сильнее любых препятствий.
Время пошло.
За дверью больницы меня ждал дождь — холодный, злой, осенний. Он хлестал по лицу, по рукам, проникал под куртку. Но мне было всё равно. Потому что внутри меня горел огонь — огонь решимости, огонь любви, огонь отчаяния.
Я найду их. Найду во что бы то ни стало.
Потому что время — не ждёт.
А любовь — не сдаётся.