– Даже не знаю, кого ты будешь любить больше: Чэнхуань или ее маленькую сестричку.

– Думаешь, это будет девочка? – улыбнулась я, повернувшись к нему.

Тринадцатый замер на мгновение, а затем признался:

– Я втайне надеюсь, что это будет девочка. Царственный же брат хочет мальчика.

– Я тоже надеюсь, что родится девочка, – сказала я.

Мы вдвоем понимающе улыбнулись друг другу. Я хотела еще поболтать, но тут мой взгляд наткнулся на Иньчжэня, только что вошедшего в комнату. Замолчав, я повернула голову в его сторону. Тринадцатый господин поспешно встал и повернулся, чтобы поприветствовать Иньчжэня. Цяохуэй с Чэнхуань присоединились к приветствию, а вслед за ними и я поднялась со стула со словами:

– Всех благ Вашему Величеству!

Иньчжэнь улыбнулся и позволил всем сесть, сам же опустился на стул подле тринадцатого господина. Лишь я осталась стоять.

– Ваша покорная служанка не смеет, – произнесла я, не двигаясь с места.

Иньчжэнь молча уставился на меня. Тринадцатый же переводил взгляд с него на меня и обратно, словно чувствуя себя между молотом и наковальней.

– Тетушка, ты будешь слушать мою игру или нет? – внезапно закричала Чэнхуань. Девочка нервничала, и в ее глазах читался явный страх.

– Конечно буду, – поспешно улыбнулась я и опустилась на стул.

Тринадцатый господин расслабился и тоже спокойно сел на свое место.

Личико Чэнхуань выражало крайнее напряжение, когда она выпрямила спину и, замерев в строгой, торжественной позе, начала играть, правой рукой перебирая струны, а левой зажимая лад. Комнату наполнили живые звуки чжэна, складывающиеся в мелодию напевных строф Тао Юаньмина «Домой к себе»[90].

В мелодии преобладали высокие ноты, и на строках «Вот лодку мою качает, качает, легко подымая. И ветер порхает, порхает, дуя в мои одежды…» тональность то и дело менялась, будто пытаясь изобразить покачивающие лодку волны и развевающуюся на ветру ткань.

Затем мелодия ускорилась, и теперь в ней переплетались радость и печаль, напоминая следующие строки: «Три тропки в саду сплошь в бурьяне, но сосна с хризантемой все еще живы. Возьму я на ручки малюток и с ними войду к себе. Стоит на столе вино, моя чарка уже полна. Тянусь за кувшином и чаркой и снова себе наливаю. Смотрю пред собою на ветви деревьев, что там во дворе, и довольством полно лицо».

Мелодия продолжала ускоряться, становясь все динамичнее и эмоциональнее. «Облака вылетают из горных пещер свободно, не зная зачем. И птицы устало летят, понимая, что нужно домой», «…знатность, богатство – не то, чего я в душе пожелал бы. Мечтать же о царской столице мне и вовсе, пожалуй, нельзя». «Дай воспользуюсь я этим миром живых превращений, чтоб уйти мне затем в ничто! Зову неба я буду рад; колебаньям откуда явиться?»