Его грозный тон заставил слуг рухнуть на колени, однако они не ушли с дороги, говоря:

– Мы не можем ослушаться приказа хозяина. Если господин настаивает на том, чтобы войти, мы не смеем препятствовать, но тогда выходит, что презренные слуги не могут исполнить свой долг. Им останется лишь покончить с собой.

С этими словами они один за другим извлекли короткие ножи и приставили к своему горлу. Мы с тринадцатым переглянулись и озадаченно замерли у ворот.

Кто-то уже успел уведомить управляющего о происходящем, и Ли Фу примчался к воротам. Когда он увидел меня, на его лице отразилось изумление. Поприветствовав меня с тринадцатым, Ли Фу спокойно обратился к последнему:

– Господину нездоровится. Он действительно не сможет принять вас.

– Отведите нас к нему, – произнесла я. – Если восьмой господин разгневается, я возьму всю ответственность на себя.

Поколебавшись, Ли Фу с каменным лицом кивнул и повел нас вперед.

– Восьмой господин подчинился высочайшему указу? – спросила я, понизив голос.

Ли Фу затрясся всем телом. Прошло немало времени, прежде чем он наконец дрожащим голосом ответил:

– Господин уже поступил в соответствии с указом.

В ужасе ахнув, я перешла на бег. Глядя на меня, Ли Фу тоже запаниковал и поспешил вперед, показывая дорогу. Колени ныли от боли. Я бежала, пошатываясь и спотыкаясь, поэтому тринадцатый господин протянул руку, чтобы поддержать меня. Хотя он был в лучшем состоянии, чем я, но и его шаги не отличались уверенностью. Переглянувшись, мы горько рассмеялись.

Остановившись у двери, Ли Фу почтительно прокричал:

– Господин, тринадцатый господин и барышня Жоси просят принять их!

В кромешной тьме комнаты не было заметно ни единого движения. Ли Фу повторил, и лишь тогда изнутри донеслись едва различимые холодные слова:

– Я никого не приму. Проводи их.

Ли Фу, оказавшийся в сложном положении, обеспокоенно уставился на меня, но я просто оттолкнула его с дороги и вошла. В нос мне тут же ударил запах вина. Неподвижно сидящий в кресле Юньсы заорал:

– Убирайся!

Ворвавшийся в открытую дверь холодный лунный свет озарил его фигуру и стол, беспорядочно заставленный винными бутылками. Впрочем, лунный холод не шел ни в какое сравнение с ледяным выражением лица восьмого. Всегда такой мягкий и источающий тепло, этой ночью в лунном свете он казался вырезанным из куска древнего холодного нефрита, рядом с которым замерзало все живое.

Сделав глоток вина, восьмой господин произнес:

– И чего еще вы хотите? Забрать мою жизнь, чтобы наконец успокоиться? Что ж, если Его Величество даст на то позволение, я буду только рад!