Глядя на его бледное лицо, видя его взгляд, полный отчаяния, я не выдержала и, закрыв уши руками, закричала:

– Замолчи, замолчи!

Иньчжэнь наклонился и, глядя мне прямо в глаза, проговорил:

– Замолчать? Когда восьмой в подробностях рассказывал мне все это, я тоже в остервенении повторял про себя: «Замолчи, замолчи!» – но мог лишь продолжать слушать его, делая вид, будто меня это не касается. Как думаешь, что я чувствовал, что?

Он дернул мой подбородок вверх.

– Посмотри на меня! Жоси, мне так горько от того, что ты все время скрывала от меня! Почему ты позволила, чтобы он поступил со мной так? Раз за разом он полосовал ножом мое сердце, а я мог лишь сидеть, улыбаясь, и позволять ему снова и снова пронзать мою грудь. Почему ты тогда не только ничего нам не рассказала, но и намеренно молчаливо согласилась с нашим неправильным представлением о вас с четырнадцатым? Зачем? А ведь все это время в твоем сердце был только восьмой! «Не обману надежд я ваших, знайте»?[95]

Он схватил мою ладонь и прижал ее к своей груди.

– Знаешь ли ты, сколько боли здесь, внутри? Ты позволила восьмому ранить меня столь сильно. Как ты могла?

По моим щекам катились слезы. Казалось, будто мое сердце не просто разбивалось – рассыпалось в пыль. Я хотела было обнять Иньчжэня, но он оттолкнул меня и отступил на пару шагов назад, воскликнув:

– Не прикасайся к нам! С этого дня мы больше никогда не пожелаем тебя видеть! Пусть они даже не надеются снова заставить страдать!

С этими словами он повернулся и нетвердой походкой ушел прочь.

Я спрыгнула с постели и, босая, помчалась вслед за ним. Успела схватить его за рукав, но нерешительно замерла, и ткань выскользнула из моих пальцев. Я оперлась рукой на дверной косяк, наблюдая за тем, как он уходит все дальше, а потом бессильно сползла на пол, словно из моего тела вытащили все кости. Раз уж решила покинуть дворец, то поставить на этом точку, возможно, будет лучше всего. Отныне его больше не будет заботить моя судьба. Исчезну из его сердца, исчезнет любовь, исчезнет и боль!

– «Из склонности рождается печаль, из склонности рождается страх; у того, кто освободился от склонности, нет печали, откуда страх? Поэтому не делайте приятного, ибо расставание с приятным – болезненно. Нет уз для тех, у которых нет приятного или неприятного», – снова и снова бормотала я себе под нос.

Раз за разом я повторяла эти строки, ведь только так я могла удержать себя от того, чтобы побежать за ним, и лишь это не давало мне потонуть в бездонной пучине нестерпимой боли.

«Поэтому не делайте приятного, ибо расставание с приятным – болезненно. Нет уз для тех, у которых нет приятного или неприятного…»