Он не краснеет, но краснею я.

Исайя скользит вверх по моему телу, прижимаясь ко мне на диване, и с тяжелым, измученным вздохом расслабляется у меня на плече.

– Нам нужно отвезти тебя домой и уложить в постель, – шепчу я.

– Я знаю. Мне пора. В любом случае я не могу вернуться на поле в таком виде.

Я обнимаю его, обвивая руками, и после секундного колебания спрашиваю:

– Можно остаться с тобой на ночь?

– Да. – Он поднимает голову, чтобы взглянуть на меня, и быстро соглашается, как будто я могу передумать. – Конечно, можно.

Исайя наклоняется, чтобы меня поцеловать, прежде чем снова положить голову мне на плечо. Он слишком измучен всем, что сегодня произошло.

Мои пальцы теребят кончики его волос.

– Я не думаю, что когда-нибудь смогу чувствовать себя с кем-то так же комфортно, как с тобой.

Черт, это прозвучало неправильно.

Между нами повисает тяжелая пауза.

– Уверен, у тебя все получится, – в конце концов говорит он. – Я знаю, что это то, чего ты хочешь.

Предполагается, что это должно быть сказано ободряюще, но в его голосе слышится горечь поражения.

Но что, если я этого не хочу? Этот вопрос вертится на языке, потому что именно это я и имела в виду.

Не думаю, что когда-нибудь захочу чувствовать себя настолько комфортно с кем-то другим.

24 Исайя

24