– Ну, знакомь.

– Это Глаша. Я сейчас, покормлю только.

Катерина кинулась к Глаше, торопливо сунула ей грудь. Пока девочка жадно сосала, Катерина думала. О своей трудной жизни с Александром, об их непростых отношениях, о том, что от плохого питания у Коли кривые ноги и плохие зубы. Она смотрела на Глашу и размышляла, какой вырастет ее девочка, если голод продлится? Смогут ли они послать на учебу Сашу? Вспомнила о проданных обручальных кольцах, о своей мечте когда-нибудь учиться. Про Митрия, который гоголем продолжит ходить по селу, безнаказанно сгубив не одну жизнь, и который будет угрожать ей и ее семье. Про озверевшие лица красноармейцев, которые искали у них зерно… За окном послышались звонкие голоса Саши и Коли. Сыновья, прихватив ледянки – лукошки, смазанные снизу навозом и постоявшие на морозе, – шли кататься на горку. Она покормила Глашу и вышла к Николаю.

– Слишком поздно, Николай… Как я объясню детям? Что обменяла их отца на легкую жизнь? Они не простят.

– Они не выживут здесь, – перебил ее Николай. – Оглядись вокруг – как ты живешь.

– А как я буду жить, зная, что мой муж остался здесь один? Он же сгинет! Он ни в чем не виноват. Это же предательство.

Николай схватил Катерину за руки и стал их целовать:

– Одумайся, милая моя!

Катерина почувствовала на руках его слезы:

– Я знаю, что ты многим пожертвовал ради меня, что рисковал. Но я того не стою.

– Ты же погибнешь здесь, и дети твои тоже.

– Значит, такова воля Божия. Не могу я при живом отце тайком детей у него отнимать. А сама я без них не смогу.

– Скажи мне одно, – попросил Николай, – только одно. Ты любишь меня?

– Люблю, – прошептала Катерина.

– Значит, все не зря.

– Уходи же теперь.

Николай жадно прижался к ней губами. Он несколько лет мечтал об этом. Он верил, что сегодня она поедет с ним, что они никогда больше не расстанутся, но не мог забрать ее силой.

В коридоре затопали мелкие шажки, и через секунду вошел румяный после мороза Коля, в валенках, завернутый в старый поношенный засаленный тулупчик. Материнский латаный-перелатаный шерстяной платок на его голове перекрещивался на груди и завязывался сзади на поясе.

– А это кто? – спросил Николай, присаживаясь на колени и рассматривая ребенка.

– Это Николай.