Это новость для меня. Тревожная новость.
– Ты здесь живешь?
– Уже два года. То здесь, то в Лондоне. В последнее время больше в Бостоне, чем там.
– Ты сказал, что прочитал о церемонии в какой-то в газете. Именно так ты узнал, что сегодня вечером я буду здесь?
– Да.
– Не от Эшлин?
Он хмурится.
– Кто такая Эшлин?
– Не важно.
На время мы замолкаем. Хеми пьет джин с тоником, а я смотрю на свое отражение в зеркале бара. Зря я согласилась на его предложение поговорить. Но теперь нельзя взять и просто оставить все вот так.
– Ты не веришь, что Коринн поменяла письма, – говорю я, не в силах больше выносить тишину. – Ты все еще думаешь, что эти слова предназначались тебе.
– Пожалуй, теперь уже нет разницы. Черт, наверное, никогда и не было. Каждый из нас оказался готов поверить в худшее о другом. Это не делает чести тому, что между нами было, верно? Возможно, мы избавили себя от многих душевных страданий.
– Избавили от душевных страданий? – повторяю я, не веря, что он мог такое сказать. – Так ты утешался все эти годы? Уверял себя, что твое исчезновение из моей жизни избавило меня от душевных страданий? Что я просто… забыла о тебе и продолжила жить? Что я никогда не думала о том, увижу ли тебя когда-нибудь снова? Скажи, что на самом деле ты так не думал.
Хеми отводит взгляд. Его лицо так каменеет, что я едва его узнаю.
– Иногда легче смотреть на вещи в зеркало заднего вида. Все становится яснее, когда между тобой и событием есть небольшая дистанция.
Нет. Что бы ни случилось в тот день, к чему бы мы ни пришли сейчас, я не позволю ему запомнить нас такими – как пару легкомысленных влюбленных, которые чудом избежали катастрофы, потому что я струсила и сбежала обратно к Тедди.
– Поедем вместе, спросим у Коринн. Завтра.
Он удивленно приподнимает бровь.
– Прошло более сорока лет. Думаешь, она вот так сразу во всем признается?
– Ты не знаешь Коринн. Она, несомненно, гордится тем, что встала между нами, и получит удовольствие, злорадствуя по этому поводу мне в лицо. Наверняка считает это одним из своих главных достижений в жизни.