– Тогда зачем ехать в Нью-Йорк? Чтобы доставить ей это удовольствие?

– Ты должен поверить, что я говорю правду. И еще хочу дать ей понять, что я все знаю. Если выедем в восемь, к полудню уже доберемся.

Он допивает свой джин и твердо ставит стакан на место.

– Нет.

Теперь я отчетливо вижу каменную оболочку, которую он приобрел с тех пор, как мы расстались, ледяную отстраненность, которую носит, как броню.

– Ты предпочитаешь и дальше меня ненавидеть. Верно?

Некоторое время он молчит, словно подыскивая слова. Когда наконец отвечает, его голос ровный, почти усталый.

– Я так давно злюсь, Мэриан. Очень, очень долго. Не уверен, смогу ли вынести мысль о том, что провел последние сорок лет в аду без какой-либо причины.

– По-твоему, лучше помнить неправду?

– Я бы предпочел вообще не помнить об этом. Однако жить в злости легко. Можно сказать, это мое привычное состояние.

Испытываю странное чувство дежавю. Кажется, я и сама говорила что-то подобное Эшлин вчера вечером. И все же его холодный ответ раздражает.

– Значит, я все равно остаюсь во всем виновата, потому что тебе так проще. Разве это справедливо?

– Наверное, нет. Признаю. Но сегодня я сделал ошибку. Мне не следовало приходить.

Жду, что Хеми скажет дальше, но по его плотно сжатым губам вижу, что он сказал все, что хотел.

– Значит, на этом все?

Он кивает, глядя прямо перед собой.

– На этом все.

Подаю знак бармену, открываю сумочку и роюсь в поисках банкнот. Отчаянно хочу скорей оказаться подальше от Хеми, но не позволю ему платить за мое вино. Вот только денег в сумочке нет. Только помада, пудреница и ключ от номера.

– Не могли бы вы записать вино на мой счет? – спрашиваю я бармена, когда тот подходит. – Мэриан Мэннинг, номер 412.

Собираюсь встать со стула, когда Хеми останавливает меня легким прикосновением пальцев к моей руке.