Больше, наверное, и не смогла бы ничего сказать. Так что, если бы Марко продолжил задавать вопросы, я оказалась бы в большой беде. Да, поднимусь с ним в спальню и позволю делать со мной все, что захочет. Да, совсем не думаю о его брате.

Да, люблю его.

Последняя мысль стала откровением и для меня самой – особенно учитывая, как яростно я ее отвергала. Но что есть, то есть. Я люблю Марко.

Это чувство наполнило меня и властно потянуло к нему. Мне нужно было его поцеловать. Признаться я не могла. Ведь он не чувствует того же, что я, – точно не чувствует! Но хотя бы на краткий миг – миг поцелуя перед тем как в мой мир ворвется реальность, – останется со мной.

Потому что все это скоро закончится. Вполне возможно, закончится плохо, как и предсказывала Каталина. И не потому, что нас разоблачат или Крейг обо всем догадается; потому что я имела глупость, встретив лучшего мужчину на свете, в него влюбиться.

Я первая прильнула губами к его губам, и он глухо зарычал в ответ. Мне хотелось сейчас быть безрассудной, мчаться вперед, не думая о последствиях.

Я чувствовала: Марко, как всегда, сдерживается. Словно остается какой-то мост, который он не готов перейти, черта, которую не готов перешагнуть. Но я хотела идти до конца. К черту все красные линии, взорвем все мосты!

Я отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо. Марко медленно открыл глаза; в них читался вопрос.

– Можешь поцеловать меня по-настоящему? – спросила я.

– В каком смысле? – Он уходил от ответа, делал вид, что не понимает; это бесило.

– Мне нужно все! – хрипло прошептала я и, обхватив Марко за шею, прижалась к нему тесно, грудью к груди.

До сих пор я принимала куда больше, чем отдавала. Была ведомой. Марко направлял меня – я подчинялась. Но сегодня пусть будет наоборот!

Сегодня я была более чем готова взять инициативу на себя – и он, судя по его отклику, был этому только рад. Я сняла очки, положила их на спинку кушетки, а потом оседлала Марко, чтобы поцеловать его как следует.

Он застонал и приоткрыл губы мне навстречу. Как описать триумф, что испытала я в тот момент? Сильнее всего на свете – даже того торжества, которым сопровождалось рождение первого образца моей помады; а ведь, казалось бы, сильнее просто невозможно!

Все защитные барьеры, которыми, не знаю уж зачем, окружил себя Марко, стремительно рушились. Теперь он отвечал мне с той же пылкой страстью, целовал жадно, голодно, грубо, доводя до умоисступления. Я всегда знала, что в нем под поверхностью таится огонь, но не ожидала, что настолько обжигающий. Марко хотел меня так же сильно, как я его, и пламя его желания бурным потоком растекалось по моим жилам.