Он усмехнулся в ответ, а потом сказал:

– Ты тоже соврала.

У меня сжалось сердце. Он знает!

– О чем… соврала?

– Когда сказала, что ты не соблазнительна.

Руки и ноги у меня мгновенно отяжелели от желания; я поняла, что, если немедленно не выйду из комнаты, совершу огромную ошибку.

– А ведь я еще даже рубашку не сняла! – со скромной миной ответила я и вышла из библиотеки, провожаемая его смехом.

На второй этаж я взлетела практически бегом – и сразу бросилась к зеркалу. Губы выглядели распухшими, щеки и подбородок покраснели, натертые щетиной Марко. На голове воронье гнездо. Я торопливо причесалась, думая о том, что пока не понимаю, что и как ему сказать. Всегда лучше думается, когда есть возможность все проговорить вслух.

Схватив телефон, я побежала в его старую спальню. В кругу любимых вещей Марко, среди овеществленной памяти о его детстве мне было спокойнее. Я села на его кровать, набрала номер Каталины и рассказала ей обо всем – умолчала только о своих чувствах. Потому что знала, что она на это ответит.

Когда я сказала, что мы стали целоваться и, мм, немного увлеклись, она выдохнула:

– Куда?

– В смысле? Это было в библиотеке.

– Нет, куда он тебя целовал?

– По большей части в лицо.

– Аа… – протянула она с нескрываемым разочарованием.

А потом завела старую пластинку: поговори с ним, объясни, что ты чувствуешь. Он к тебе точно неравнодушен, иначе не стал бы с тобой целоваться, можно сказать, на глазах у всей своей семьи!

– Анна, – с чувством сказала она в заключение, – верь тому, что тебе нутро подсказывает!

Тоже мне совет!

– Мое нутро не способно даже переваривать молочные продукты – что хорошего оно может подсказать?

Выглянув в окно, я увидела, что уже темнеет. Пора идти на ужин. Попрощавшись с Каталиной, я вернулась в нашу с Марко общую спальню. Марко был в ванной, брился и напевал себе под нос какую-то песенку. Я постучала в дверь.