Светлый фон

– Но почему она у вас? – спросила я.

– Потому что мы с Людвигом были друзьями, – ответил Ганс. – И соседями. Он жил через дорогу. – Ганс кивнул на запыленное окно, и я протиснулась мимо беспорядочно наваленных друг на друга коробок и стульев, чтобы взглянуть на здание напротив: оно показалось мне зеркальным отражением дома, в котором я находилась.

– Тоже жил на третьем этаже, – продолжал Ганс. – Мы любили погонять мяч в парке, катались на велосипедах по всему Берлину и ухлестывали за девчонками, даже когда нам было лет по десять. – В его голосе звучала нежность и приглушенная временем тоска.

– Но вы же еврей, – протянула я, не понимая, на чем могла строиться их дружба. – А Людвиг был нацистом. Зачем вы храните его вещи? Неужели вы по-прежнему считаете его другом?

– Тогда он нацистом не был, – слегка раздраженно ответил Ганс. – Он никогда не был настоящим нацистом.

– Не понимаю, – нахмурилась я, качая головой. – В каком смысле – не был?

– Он был членом немецкого Сопротивления. Серым Призраком.

Я едва не забыла, как дышать.

– Что? Я думала, вы были Серым Призраком.

– Нет, все так думали только потому, что именно я передавал сведения британскому и польскому правительству – но получал я их от Людвига. Он был моим информатором.

Голова кружилась – я отчаянно пыталась осмыслить его слова.

– Но… Бабушка сказала, что Людвиг был там, в штаб-квартире гестапо, задавал ей вопросы о Сером Призраке – и палец о палец не ударил, чтобы спасти ее от пыток.

Ганс покачал головой:

– Если бы его там не было – живой бы она из той комнаты не вышла. Ни она, ни Дейдра. Их обеих казнили бы без суда и следствия – и он прекрасно это понимал. Он не мог показать этому ублюдку Кляйну, что ему небезразлична судьба Эйприл – иначе он не смог бы ее спасти.

– Спасти?

– Именно. Он связался со мной, я связался с Арманом, Арман уговорил Управление прислать за ними самолет.

Я потрясенно уставилась на Ганса:

– Вы украли машину и нацистскую форму…

– Мне не пришлось их красть, – отмахнулся он. – И форму, и машину мне предоставил Людвиг.

Я не могла поверить своим ушам: