– Если ты хочешь, – говорю я. – Это и моя единственная надежда сохранить «Соль».
– Откуда мне знать, что я могу тебе доверять и что ты будешь там в четверг? – спрашивает он.
Я смотрю ему в глаза, желая, чтобы он увидел в моих глазах правду.
– Я там буду.
Некоторое время мы молчим, слушая, как дождь барабанит по его куртке над нами.
Я чувствую, как между нами ширится старая пропасть, и я в ужасе от того, что все может вернуться на круги своя.
– Ненавижу это, – говорю я. – Что будет с нами, когда конкурс закончится? Вражда вернется, как прежде?
Педро остается бесстрастным. Я чувствую, что это прощание навсегда. Как будто у нас никогда больше не будет шанса поговорить так, чтобы другой выслушал.
– В прошлый раз, когда мы разговаривали, ты упомянул своего отца, – говорю я, и Педро сразу же ощетинивается. – У меня не было возможности сказать тебе, как бы я хотела быть рядом с тобой. Чтобы сказать тебе, что ты не являешься неблагодарным из-за того, что уезжал из дома. И я не знаю, перехожу ли я здесь черту, но думаю, есть кое-что, что тебе нужно знать. Кое-что о твоем дедушке.
И я рассказываю ему о своей неожиданной встрече с сеу Ромарио на кладбище. Педро слушает меня с застывшим выражением лица.
– Я не в курсе, знал ли ты о прошлом моего отца в «Сахаре» и о том, как он погиб, – говорю я. – Но твой дедушка любил его как сына. Может быть, когда сеу Ромарио упрямится, когда он кричит на тебя, требуя, чтобы ты уважал традиции, когда он отказывается меняться, он просто пытается почтить память моего отца. Может быть, он просто хочет оставить все так, как оставил мой отец. Это все чувство вины, Педро. Он любит тебя.
Педро отводит глаза. Подъезжает очередной автобус.
– Я должна ехать, – говорю я, сдерживая слезы. Педро по-прежнему не смотрит на меня. – Дашь мне знать, когда захочешь встретиться, чтобы испечь наш пирог для конкурса?
По-прежнему ничего. У него на челюсти дергается мышца. Вот и все. Я потеряла его навсегда.
– Пока, Педро.
Я быстро сажусь в автобус, не оглядываясь, чтобы он не увидел, как я плачу. Забираюсь на заднее сиденье и прислоняю голову к окну. Стекло исполосовано дождем. Кондиционер работает на полную мощность. Я сижу, дрожа, обхватив себя руками за талию, но не только потому, что мерзну. Потому что я чувствую, что только что потеряла часть себя.
Когда Педро садится рядом со мной и осторожно кладет свою куртку мне на колени, я вздрагиваю.
– Ты так простынешь, – говорит он.
Мое сердце бьется в груди так быстро, что у меня кружится голова.