– Я ее дочь, Лофтон, – твердо сказала Либби.
– Твое нечаянно случившееся появление на свет не делает тебя законной дочерью.
– Больше чем уверена, что Элайна нашла бы, что на это возразить. И именно она запустила этот процесс, а не я.
– Как я уже сказала, Элайна больна. – Голос у Лофтон поднялся на октаву выше. – И я не хочу, чтобы кто-то этим злоупотребил.
Поднявшись с дивана, Либби стала мерить шагами гостиную.
– По крайней мере, когда мы с ней общались, она неизменно проявляла трезвое и ясное мышление.
– Я тебя предупреждаю.
– Ну-ка, погоди-ка… Ты меня предупреждаешь, чтобы я не виделась с Элайной? Да как ты смеешь? Ты, испорченный кусок… – Вовремя сдержавшись, Либби сделала глубокий вдох. – Не смей со мной так разговаривать!
– Это ты ее подбила изменить завещание? – Голос Лофтон сделался тише, словно она опустила голову, низко склонившись к телефону.
– Завещание? Постой-ка! Так ты о деньгах печешься или о здоровье своей матери?
– О здоровье, разумеется.
– Черта с два! Все дело в деньгах. И да будет тебе известно, мне ничего не нужно от Элайны, кроме какого-то знания о своей наследственности и, может статься, когда-нибудь – нашей с ней дружбы. И если ты еще хоть раз мне позвонишь, то следующий разговор будет уже перед нашей общей матерью.
– Она тебе никакая не мать! – завопила в трубку Лофтон. – Она моя мать!
– Ты что, выпила лишнего, Лофтон?
– Немножко, может быть, и выпила.
– Там явно больше, чем немножко. Так что смирись с тем, что есть, и повесь трубку.
– Она уже хочет
Сперва Либби даже не нашла, что ответить, решив, что, должно быть, просто ослышалась.
– Вудмонт? Она ни словом об этом не обмолвилась.