Руководствуясь своим телефонным навигатором, она проехала по шоссе I-66, затем по кольцевой дороге, оказалась в историческом городке Александрия, проехала по мемориальному бульвару Джорджа Вашингтона, тянущемуся вдоль извилистой реки Потомак. Она уже была в этих местах в третьем классе, когда в школе организовали поездку к горе Вернон, – даже не подозревая о том, что настоящая мать всего в каких-то пяти милях от нее. В тот день она только и думала о том, что мама положила ей с собой в контейнер для ланча несколько замечательных капкейков, и Либби съела их все еще до того, как они доехали до Фредериксбурга.

При воспоминании о той школьной поездке и о том чудесном ланче, что мама упаковала ей с собой, в душе у Либби засвербило острое чувство вины. Мать делала для нее все, что могла, несмотря на собственные проблемы. Она всегда была рядом, готовая поддержать.

Наконец Либби свернула в красивый, засаженный деревьями микрорайон с целой коллекцией старинных кирпичных домов, перед каждым из которых зеленела ровненько подстриженная лужайка, возвышались раскидистые магнолии и красовались бережно замульчированные клумбы с азалиями, что только-только распустили свои бело-розовые цветки.

Припарковавшись, Либби повесила сумку на плечо и пошла по свежеотсыпанной гравийной дорожке к дому. Внутри у нее все переворачивалось, словно требуя отказаться от решения с предельной открытостью поговорить с Элайной. Со стороны той было, конечно, замечательно – дать Либби почитать дневник Оливии, написанный в первый год пребывания в Вудмонте. И Либби была признательна Элайне за то, что теперь она, по крайней мере, знала, что ее прабабушка Оливия имела те же трудности доносить дитя до срока, как и она. И рождение отца Элайны все-таки давало веру в то, что и у Либби явится возможность испытать когда-то счастье материнства.

Либби поднялась по кирпичным ступеням, нажала на звонок. Выждав несколько секунд и не услышав изнутри дома никаких шагов, она потянулась за дверным молоточком.

Это ж какой надо быть бестолковой, чтобы сесть в машину и проехать три часа, не позвонив и вообще никак не предупредив человека, что к нему едешь!

Либби что есть силы постучала молоточком по двери.

Чем дольше тянулась эта ответная тишина, тем больше Либби сознавала, что заявиться сюда – вообще была не лучшая идея. Раздраженная тем, что подготовленная ею речь и театральное появление пропали впустую, Либби сошла с крыльца.

Уже бредя по тротуару к своей машине, она услышала:

– Либби?

Обернувшись, она увидела Элайну, приближающуюся к ней с бокового двора. На той были шорты, футболка и садовые перчатки.