— Биологическая мама Кэсси. Моя — по любви. Наши родители встретились, когда Кэсси была еще младенцем. Лидия забеременела от партнера по спектаклю, но тот не захотел жертвовать карьерой ради ребенка.

— Она была актрисой?

Он кивает:

— Так она и встретила моего отца. Он был одержим искусством. И женщинами. Я думал, он останется с Лидией. Ну, по меркам моего отца, их отношения и так были рекордно долгими, прежде чем он ушел.

Я замечаю, как меняется его голос, когда он говорит об отце. Как сильнее сжимает в руке ложки.

— Я бы никому не пожелал отца вроде моего, — бормочет он. — Но, если бы Кэсси унаследовала его кровь, у нее хотя бы было бы фейрийское исцеление.

В этой боли есть что-то, от чего у меня тает сердце. Оно трескается, наполняется теплом, жалостью, сочувствием. Не успеваю опомниться, как обхожу стол и оказываюсь рядом. Он не смотрит на меня, продолжает раскладывать приборы, и я осторожно кладу свою руку на его, останавливая.

Хмурюсь, смотря на него:

— Ты очень за нее переживаешь. Это не просто «сюсюканье», как она говорит, правда?

Он встречается со мной взглядом. И в нем столько боли, столько уязвимости, что у меня сжимается горло.

Я сглатываю ком в горле, по мере того как все становится на свои места.

— Лидия… Она умерла от той же болезни, что у Кэсси?

Он медленно кивает.

У меня дрожит нижняя губа:

— Уилл…

— Меня пугает, насколько хрупкими могут быть люди, — шепчет он, не отрывая от меня глаз. — Я никогда не думал, что полюблю одну из них…

Он резко замолкает, потому что по залу раздаются шаги. На лице — уже привычная маска, выстроенная настолько безупречно, что я почти сомневаюсь, был ли тот миг уязвимости на самом деле.

Он разворачивается навстречу новоприбывшему, а я застываю, прокручивая в голове его незаконченные слова. О чем это было? О Джун? Или… неужели я настолько тщеславна, чтобы подумать, что это могло быть про меня?

— А вот и вы, — раздается женский голос.

Мне приходится усилием воли вытянуть себя из водоворота мыслей — пока я не поднимаю глаза и не вижу ту, что, без сомнения, является Обри. Она ослепительно хороша, не уступая самому бальному залу. Стройная фигура, огромные фиалковые глаза и волосы, переходящие от блонда в небесно-голубой на концах. На ней блузка и юбка, схожие по стилю с моими, но драпировка подчеркивает фигуру так идеально, будто наряд сшит на заказ. На ее спине сложены переливающиеся крылья. Они напоминают стрекозиные, только гораздо больше — в соответствии с размерами ее человеческой формы.