Она… хочет его.
И это не тот случай, когда я себе все придумала, как было с Зейном на автограф-сессии в Зимнем дворе. Нет, это очевидно. Откровенное, ничем не прикрытое соблазнение.
— Выпить? — переспрашивает Уильям, и его маска слегка дает трещину.
В ее фиалковых глазах вспыхивает надежда, почти мольба:
— Обсудим идеи для вашего лота.
— Верно, — говорит он. — Дадите нам минутку?
— Я подожду в вестибюле, — отвечает она, бросая мне прощальную улыбку. В ней нет злости, нет ни намека на соперничество. Эта женщина даже не рассматривает меня как возможную угрозу. Она само спокойствие и уверенность.
Как только она поворачивается спиной, Уильям смотрит на меня. Надменность исчезает. Вместо нее — то самое пылающее выражение, что я видела до того, как наш разговор стал серьезным. Он опирается одной рукой на стол, наклоняется ближе, и наши взгляды встречаются на одном уровне.
— Дай мне причину не идти, — шепчет он. У меня перехватывает дыхание. — Одну причину, Эдвина. Всего одну.
В его глазах — мольба. И вызов.
Я открываю рот, но слова не находятся. В груди поднимается злость. Я тоже склоняюсь ближе, с хмурым выражением лица:
— Нет, Уильям. Это ты дай мне причину.
Его глаза расширяются от удивления.
Но он не может все повесить на меня. Не может толкать меня к тому, чтобы я рискнула сердцем, когда сам не дал ни одного повода. Насколько я знаю, все между нами — просто влечение. Соблазн. Игра. Ничего настоящего. По крайней мере, для него.
А для меня…
Я боюсь узнать, что это значит для меня.
Боюсь того головокружительного чувства и всего, что может за ним скрываться.
— Ладно, — произносит он, медленно выпрямляясь. И с каждым сантиметром, что отдаляет его от меня, сердце мое опускается все ниже. — Иди избавься от этой книги.
Он разворачивается и, не сказав больше ни слова, выходит из бального зала и направляется в вестибюль.