— Когда ты это написал?
Он не просит уточнений. Он знает, что я нашла его скрытое послание.
— После лифта. Я знал, что ты не выбросила книгу. Видел ее у тебя в кармане после автограф-сессии в Зимнем дворе.
Я скрещиваю руки:
— Ты рыскал в моих вещах, чтобы передать мне тайное послание?
Он лукаво улыбается. Смотрит прямо в глаза, не скрываясь:
— Да.
Первый порыв — стереть эту самодовольную ухмылку с его лица и отругать за то, что лазил в моей сумке. Но злость не приходит. Я ведь не за этим пришла.
— Это правда? То, что ты написал?
— Да.
— Ты не передумал?
Он смотрит мягко:
— А почему я должен?
Я обнимаю себя, словно ставлю еще одну преграду между нами, а потом, усилием воли, опускаю руки:
— Потому что я упрямая, — голос дрожит, — и мы вроде как соперники. И потому что я не дала тебе причины не идти к Обри.
Он отрывается от стола, прячет руки в карманы и медленно обходит его, приближаясь:
— Мне не нужна была причина. Я хотел услышать ее от тебя, но у меня уже была своя.
Пальцы дрожат, готовые потянуться к нему. Но, вопреки ожиданиям, он не останавливается передо мной. Он направляется к двойным дверям. Мое сердце обрывается даже несмотря на его слова, которые его же и поднимают.
— Я хочу