Я отбрасываю эти сомнения.

— Она не хочет славы. Она просто хочет, чтобы ее работу ценили при жизни, даже если имя не ее.

— Любой хочет, чтобы его работу ценили, Уильям. И каждый за это борется. Никто не получает билет в легкую жизнь.

Кипящая ярость обжигает мне кровь. Легкая жизнь. Вот так она думает о нас?

— Не у всех есть роскошь гордости голодающего художника, — выдавливаю я сквозь зубы. — Не у всех есть твои идеалы. Идеалы не накормят семью. Идеалы не спасут мою сестру, не продлят ей жизнь, чтобы она успела насладиться плодами своего труда после того, как потратит последние годы на борьбу за признание. Не каждый хочет такой чертовой жизни!

Ее щеки вспыхивают.

— Это так ты меня видишь? Просто комок упрямой гордости, живущий одними идеалами?

Я закрываю глаза, провожу рукой по лицу, пытаясь хоть как-то остудить злость. Я не хочу на нее кричать. Я хочу прижать ее к груди и вернуть нас в то прекрасное место, где мы были, когда она ворвалась в эту комнату. Но, открыв глаза, вижу, что ее уже нет передо мной. Она стоит у двери и дергает ручки, все еще оплетенные моими лианами.

Я быстро подхожу.

— Куда ты собралась? Ты так просто со мной закончишь? Даже не попытаешься разобраться?

Она не отрывает взгляда от двери.

— Не знаю. Просто… я знала, что это произойдет. — Последние слова она бормочет почти неслышно.

— Ты знала, что именно произойдет? Что мы поругаемся? Что ты найдешь причину оттолкнуть меня? Так вот зачем ты спросила про Джун до того, как согласиться расторгнуть наше пари? Ты просто искала повод, чтобы сохранить свое преимущество?

Она резко разворачивается ко мне.

— Дело не только в пари. Но, может, ты прав. Может, я ждала этого, потому что мой прошлый опыт меня этому научил. Мужчины лгут. Они представляют себя одними, а оказываются совсем другими, далекими от своих красивых обещаний…

— Не смей сравнивать меня с Деннисом Фиверфортом, — понижаю голос. — Это не имеет никакого отношения ни к нему, ни к твоему прошлому. Это происходит сейчас, и ты просто сбегаешь.

Она срывается на стон и снова дергает ручки.

— Я не сбегаю. Просто отпусти меня. Убери эти лианы, чтобы я могла уйти и… подышать минутку.

Паника в ее голосе разрывает мне грудь. Я ненавижу мысль, что она уйдет в таком состоянии, пусть даже всего лишь в свою комнату. Каждая клетка во мне рвется к ней — держать ее, кричать, говорить, спорить, пока мы не найдем решение, хотя бы временное перемирие. Хоть обещание попытаться понять друг друга. Но она — не я. Может, она иначе переживает боль. Может, ей нужно быть одной.