Но я не могу просто так отдать ей победу. Этот контракт нужен мне не меньше, чем Эдвине. Он нужен и Кэсси.

Остается лишь решение, которое я уже предлагал.

Я смещаюсь набок, прижимая ее голову к изгибу своей руки, пока мы не оказываемся лицом к лицу.

— Давай расторгнем пари.

Ее глаза печально опускаются, и она прикусывает нижнюю губу. Я даже не пытаюсь почувствовать раздражение из-за ее колебаний: понимаю, почему ей так важно держаться за это преимущество. Она все еще ведет с разницей в одно очко и теперь знает, что я не могу играть в эту игру. Сегодня я это доказал — и ей, и себе.

После нашего разговора на крыше я думал, что смирился и готов сделать то, что нужно, но ошибся. От одной мысли, чтобы выпить с Обри, а уж тем более поцеловать ее, меня передергивает. Последнее, чего я хочу, — это давать кому-то надежду, когда мое сердце полностью принадлежит Эдвине.

Она опускает взгляд.

— Это ведь правильное решение, да?

— Да, — шепчу я, проводя кончиками пальцев по ее щеке. Она все так же не поднимает на меня глаз. — Если тебе нужно больше времени, мы можем не делать этого сейчас.

Она утыкается лицом в мою грудь.

— Ты думаешь, я ужасный человек? Потому что не готова отказаться от своего преимущества?

— Конечно нет.

— Просто… я хочу этого так сильно. Это одно очко, на которое я опережаю тебя, гарантирует мне победу, если мы не будем дальше продвигаться в нашем пари. Я получу контракт и смогу жить здесь. А это… это еще и единственный способ быть с тобой.

Сердце сжимается. Ненавижу, что она права. Что будет с нами, если выиграю я? Ей придется вернуться в Бреттон, и тогда что? Мы будем тянуть отношения на расстоянии, пока она подает заявку на гражданство и надеется, что ее одобрят? Или я, наконец, завоюю ее сердце настолько, что она согласится на брак и получит гражданство таким образом? А что с ее финансовым положением в это время? С карьерой?

Черт побери, это те вопросы, над которыми ломают голову пары, прожившие вместе годы. А наши признания пока что слишком хрупки — семена без корней. Мы еще не готовы принимать такие тяжелые решения.

Ее голос дрожит, когда она вновь заговаривает:

— А если выиграю я? Что, если ты возненавидишь меня…

— Эдвина. — Я чуть отстраняюсь и осторожно поднимаю ее подбородок пальцем, чтобы она посмотрела на меня. — Обещаю всем сердцем, что не буду держать на тебя зла, если победишь ты. Мои чувства к тебе не изменятся.

Вот обещание, которое она сможет принять без сомнений.

Она смотрит мне в глаза долгие удары сердца, потом наконец кивает. Я отпускаю ее подбородок, и она снова прячется у меня на груди. Мы молчим какое-то время, но тишина становится тяжелой. Ее дыхание вдруг слишком тихое, объятия слишком напряженные.