Между тем второй леопард все еще мечется взад и вперед, и с каждым отчаянным рывком его головы ущерб, который жало и шипы моего хвоста наносят его глазу и морде, только усугубляется.

Поскольку я так же хочу высвободить свой хвост, как он хочет освободить от него свою морду, я делаю глубокий вдох и пытаюсь сосредоточиться на своем хвосте. Это нелегко, потому что в отличие от моих лап я в своей человеческой ипостаси не имею соответствующей ему части тела. Я могу управлять своими лапами, как управляю руками – за минусом отстоящих больших пальцев, – но я не имею ни малейшего представления, что мне надо делать, чтобы мой хвост работал так, как я того желаю.

Мы угодили в порочный круг, который становится чем дальше, тем кровавее и опаснее. Так что мне необходимо найти способ сделать так, чтобы мой хвост подчинялся моей воле.

Я мысленно рисую перед собой свой хвост и сосредоточиваюсь на том, что я чувствую, когда он движется взад и вперед, затем делаю все, что в моих силах, пытаясь двигать им осознанно. Сначала вправо, потом влево. Вправо, влево.

Поначалу ничего не происходит, по крайней мере, ничего такого, что мой хвост, как мне кажется, не делает сам. Но где-то на седьмой или восьмой попытке он движется вправо, то есть туда, куда ему приказываю двигаться я. Говоря по справедливости, я не знаю, совпадение это или я действительно смогла сделать это, поэтому я пытаюсь еще раз.

Как только я думаю о движении влево, мой хвост движется именно туда. А затем снова вправо.

Отлично, стало быть, этому я научилась. Теперь я пытаюсь думать о шипах на моем хвосте, причем о каждом из них в отдельности.

Это оказывается намного труднее отчасти потому, что я потратила недостаточно времени, разглядывая свой хвост, чтобы знать, где находится тот или иной шип. А отчасти потому, что боль в моей руке – моей лапе – чертовски отвлекает меня.

Я пытаюсь отделить главное от второстепенного, пытаюсь забыть про боль и сосредоточиться только на том, что мне нужно сделать, чтобы втянуть шипы.

Сосредоточиться на шипах.

Что я и делаю, начав с тех из них, которые находятся ближе всего к концу хвоста. Втянитесь. Втянитесь, втянитесь, втянитесь.

Но они не сдвигаются с места ни на йоту.

Я делаю еще один глубокий вдох и сосредоточиваюсь. И медленно, один за другим, ухитряюсь заставить шипы втянуться.

Как только последний из них выскальзывает из морды леопарда, мы разделяемся с хлюпающим звуком, от которого к моему горлу подкатывает тошнота, и леопард отлетает назад.

Я мигом разворачиваюсь, готовая, если придется, сразиться с ними обоими – и тут до меня доходит, что они находятся подо мной и меня от них отделяет несколько футов. Потому что где-то в процессе всей этой хрени мои крылья заработали.