– Со мной все хорошо, просто замечательно, – отвечаю я, потому что это правда, и я не хочу никогда лгать Клементине.

– Да, – говорит она с печальным вдохом. – Со мной тоже.

Я прижимаю ее к себе еще теснее, пытаясь вернуть ей часть той силы, часть того чувства защищенности, которые она дарит мне.

Я не знаю, срабатывает ли это, но чувствую, как она делает долгий медленный выдох и ее тело немного расслабляется.

– Я не хочу видеть сегодня мою мать, – шепчет она. – Я не готова.

– Мы это переживем, – говорю я ей, потому что мне тоже совсем не хочется видеть ее мать. После всей той боли, которую она причинила Клементине, после того, что она сделала с Каролиной, после того, как она обманом заставляла меня давать ей материал для создания чудовищ, чтобы продавать их в качестве оружия на черном рынке, я был бы рад никогда больше ее не видеть.

Но мне не приходится выбирать. Один из многих, многих недостатков Школы Колдер – это то, что мы мало что можем выбирать. Кажется, Моцарт думает, что последние двадцать четыре часа это изменят, но сам я настроен менее оптимистично.

Как будто, подумав о директрисе нашей школы, я тем самым призвал ее, на пляже, недалеко от нас, мерцая, открывается портал.

Похоже, прибыла кавалерия.

Клементина напрягается, и я прижимаю ее к себе еще крепче. Если бы я мог избавить ее от этого, я бы это сделал. Я избавил бы ее от всего, что причиняет ей боль.

Но – кто бы мог подумать – из портала выходит не мать Клементины, а Каспиан, нагруженный аптечками для оказания первой помощи и едой. За ним следуют несколько учителей Школы Колдер, и вместе они поднимаются, увязая в песке, в верхнюю часть пляжа, меж тем как портал закрывается.

Как и все в этой школе, это кавалерия второго сорта.

– Клементина! Джуд! – кричит Каспиан, заметив нас. Он пытается ускорить шаг и падает ничком, уткнувшись лицом в большой пакет картофельных чипсов с маринованным чесноком. – Мы пришли, чтобы спасти вас!

– О, ты так это называешь? – тихо бормочу я.

Клементина тыкает меня локтем в ребра.

– Веди себя прилично, ведь он старается помочь.

Я в ответ закатываю глаза, но оставляю свой сарказм при себе, как она и просила. К тому же не Каспиан виноват в том, что последние двадцать четыре часа прошли именно так, а не иначе. Если ему хочется думать, что он спасает нас, то я далек от того, чтобы разубеждать его.

Мы смотрим, как он встает, делает два шага и опять падает.

– Пошли, – говорю я, помогая Клементине встать. – Давай спасать этих горе-спасателей.

Боюсь, если мы предоставим его самому себе, то он, чего доброго, расшибется – не говоря уже о том, что мы застрянем здесь до следующего урагана. Мы спускаемся по пляжу к ее кузену, и пока я помогаю ему встать на ноги, Клементина подбирает все припасы, которые он на своем пути уронил на песок.