Потому что все происходит в обратном порядке. Я прокручиваю прошлое назад и дохожу до того момента, когда это кальмарообразное чудовище куда-то увозят. Предварительно завернув его в некое подобие смирительной рубашки.

Затем я прокручиваю эту сцену еще раз, чтобы убедиться, что я действительно вижу то, о чем думаю.

Просмотрев все это дважды, я осознаю несколько вещей. Во-первых, что существо, за историей которого я наблюдаю, это не та тварь, которая находится передо мной. Я вижу прошлое ее глазами. А значит, моя мать создала не одно такое кальмарообразное чудовище, а больше. Это во‑вторых. Я была очень наивна – как и Джуд. И в‑третьих – моя мать лгала. И о многом – об очень многом.

Потому что она никогда не переносила этих чудовищ в гобелен. Нет, с тех самых пор, когда Джуд был маленьким мальчиком, она обманом заставляла его давать ей возможность создавать из собираемых им кошмаров этих чудовищ, чтобы затем продавать их самой опасной организации сверхъестественных существ в стране, а может быть, и во всем мире.

Когда все это доходит до меня, к моему горлу подступает тошнота, и мне приходится сделать над собой неимоверное усилие, чтобы меня не вывернуло наизнанку прямо здесь и сейчас.

Подавив рвотные позывы, я сосредоточиваюсь на текущей проблеме. А она состоит в том, что нас окружает чертова уйма чудовищ и что мы понятия не имеем, как перенести их в гобелен. Мы не знаем даже, возможно ли их вообще перенести в этот гобелен. Теперь я понимаю, что это могло быть просто еще одной ложью, которую моя мать скармливала Джуду.

Не зная, что еще предпринять, я прокручиваю прошлое этого чудовище все дальше и дальше, но так и не нахожу никаких подсказок.

– Ты смогла что-нибудь обнаружить? – спрашивает Джуд, и до меня впервые доходит, что он понимает, чем я занимаюсь.

– Нет, – отвечаю я, потому что сейчас не время объяснять, что я только что видела. – Но я не думаю, что чудовища могут войти в этот гобелен в своем нынешнем виде, в виде полностью сформировавших существ.

– Что ты имеешь в виду? – Он растерянно смотрит на меня. – Ведь так было всегда.

– Нет, это просто то, что тебе всегда говорили.

Он начинает задавать вопросы, но как только его концентрация ослабевает, чудовище, стоящее прямо перед ним, начинает рвать свои путы.

– Так что же нам теперь делать? – спрашивает он, снова сосредоточив внимание на чудовищах, которых он сковал.

– Думаю, мы должны сделать с ними то же самое, что ты сделал с гобеленом, – говорю я ему потому, что каких-либо других идей, лучше, чем эта, у меня нет. – Думаю, нам надо распустить этих чудовищ, один кошмар за другим.